Раскаявшийся - Исаак Башевис Зингер Страница 8

До того дня я усердно читал газеты, журналы и книги. Нередко я чувствовал, что все это смертельный яд. Они вызывали горечь, страх и чувство беспомощности. Все, что я читал, доказывало один тезис — миром правили и править будут грубая сила и коварный обман. Вся современная литература на разные лады повторяла одно и то же: «Мы живем одновременно на бойне и в борделе, так было и так будет всегда». И вдруг я услышал слова, исполненные света и оптимизма. Вместо того чтобы начать день с рассказов об убийствах и ограблениях, обманах и изнасилованиях, я начал его со слов о справедливости, святости и Боге, даровавшем человеку разум, способном оживить мертвых и наградить благочестие. Оказалось, что впервые за долгие годы я не принял с утра очередную порцию яда.

Возможно, то, что я сделал после молитвы, покажется вам несколько мелодраматичным, но уверяю вас: я человек, далекий от литературы, и ни о чем таком не думал. Я просто встал и сказал: «У меня есть деньги, и, если кому-то из вас требуется помощь, вы можете обратиться ко мне». Я ожидал, что все они бросятся вперед, будут тянуть руки и кричать: «Дай мне! Дай мне!», как сделали бы почти все современные люди, которые, сколько им ни давай, все равно хотят еще. Но эти евреи только удивленно посмотрели на меня и улыбнулись, как если бы услышали шутку. Ко мне обратились только двое. Я достал бумажник и дал столько, сколько они просили. Они выглядели смущенными, робкими и пытались объяснить, зачем им эти деньги. Другие заявили, что им ничего не нужно, но все сходились во мнении, что если кто тут и нуждается в помощи, так это ребе.

Когда же я спросил у него, чем я могу ему помочь, он улыбнулся, приоткрыв почти беззубый рот, и сказал:

— У меня есть все, что мне нужно, слава Богу.

— Вы следите за своим здоровьем?

— Доктора говорят, что мне надо ложиться в больницу, но я не хочу.

Причины этого были вполне понятны: ребе сомневался, что в больнице поддерживается строгий кошер.

Он сказал:

— Я проживу столько, сколько мне предназначено. Не больше.

— Ребе, я могу устроить вам отдельную палату и хороших докторов. Они помогут вам и…

Единственным ответом на это было: «И-и-и», означавшее: Не уверен… Обойдусь и без этого… Это не для меня… и много других выражений религиозного скептицизма по отношению к мирским обещаниям и посулам помощи.

Это «И-и-и» означало также и то, что все эти хлопоты совершенно ни к чему.

Вошла ребецн, женщина одних с ребе лет, в большом чепце, согбенная и морщинистая, как старушки моего детства.

Я сказал, что хочу сделать для ее мужа, и она ответила: «В больнице они начнут с анализов и тестов, и эти тесты окончательно убьют его».

Она знала, о чем говорила. Я уже слышал и от других больных, что некоторые доктора используют своих пациентов вместо морских свинок. Они берут у них кровь, причиняют им страдания. Часто эти тесты приносят больше вреда, чем сама болезнь. Ребецн была второй женой ребе, первая, вместе с детьми, погибла в Европе.

Ребе начал рассказывать мне о тех испытаниях, которые ему пришлось пережить при нацистах. Ему сбрили бороду. Заставляли копать могилы и делать другую тяжелую работу. К тому же его избивали. Он исповедовался каждый день, ожидая смерти, но душа его каким-то чудом продолжала держаться в теле. Я спросил, поддерживает ли он связи с какими-нибудь ортодоксальными еврейскими организациями в Америке, и в ответ вновь услышал уже знакомое: «И-и-и».

Нет, он не был современным ортодоксальным американским раввином, который мог участвовать в конференциях, фотографироваться и выступать на банкетах с призывами жертвовать деньги. Он был старомодным евреем, которому для жизни необходимы были кружка чая, тарелка овсянки, несколько старых книг и миньян. Он не пытался наставлять на путь истинный весь мир или даже сынов Израиля. Он не читал газет и не знал того идиша, который современные ортодоксы переняли у неверующих. Говорил он на том же языке, что и мой дед или ваш дед. Те несколько евреев, что собрались здесь, в этом были похожи на него. Иудаизм был для них чем-то личным — чем-то, что касалось только их и Бога.

Я пообещал ребе, что вечером приду снова. Он кивнул и поблагодарил. Собрать миньян в последнее время стало настоящей проблемой.

Ребецн я дал несколько долларов, и она приняла их нерешительно, горячо благодаря. Вся Америка, все организации евреев и неевреев кричали одно: «Дай! Дай!» Они строили здания, нанимали все больше и больше служащих, стучали на пишущих машинках, стремились к известности и популярности. У них всех была одна и та же цель: добиться успеха, не важно, строили ли они театр или иешиву, университет или центр изучения Торы, летний лагерь или ритуальные бани. Но этот наследник старого еврейства знал, что деньги не помогут найти или укрепить веру. Праведники из старых иешив входили в жилища единоверцев лишь для того, чтобы найти себе кусок хлеба. Великолепные здания, деловитые секретари, вечно звонящие телефоны и настырные мастера по поиску источников денег могли породить только то, что сами и представляли: шум и мелкую суету.