Прощай, цирк - Чон Унён Страница 7

— Как я могу забыть тебя! Ты тоже скорее…

Я хотела посоветовать Ёнок тоже обратиться в брачное агентство, но потом передумала. Она была энергичнее и жестче многих мужчин. Когда девушки из нашего салона ходили по норябанам ^[7] или другим местам развлечений, она никогда к ним не присоединялась. Но что там ни говори, а массаж не та работа, которой можно заниматься на протяжении долгого времени. Какой бы энергичной и сильной ни была Ёнок, неизвестно, сколько она еще так протянет.

— Попроси на работе тебе помочь.

— Да что толку? Мужики из персонала, все как один, думают лишь о том, как бы развлечься да пофлиртовать. От них и так пользы никакой — только ветер в голове, а из-за того, что я уперлась и не гуляю с ними, у них и интереса нет мне помогать. Ну, допустим, стала бы я участвовать в их попойках — и что? Только долгов бы набрала кучу. Я считаю, что это все как-то неправильно, поэтому и не хожу никуда.

— Да, все верно, но вдруг получится место получше выбить? Если делать массаж по-европейски, с использованием масла, то устаешь не так сильно, да и денег больше. А если специализироваться на корейском массаже, разминать только пальцами, так и запястья потом болят, и от зарплаты мало что остается. А ведь масло недорого стоит! — возмущено доказывала я. — Если бы ты договорилась с начальством, то тебя могли бы перевести на европейский массаж? Я что, не права?

— Не беспокойся, — бодро ответила Ёнок. — Хоть я и выгляжу хилой, руки у меня крепкие. Пока коплю на свое жилье, ничего с ними не случится.

— Когда ты должна освободить дом? — спросила я с участием.

— Я не знаю, — загрустила Ёнок. — По плану строительство должно скоро начаться, но почему-то до сих пор не поступило приказа сверху. Вон, еще в прошлом годы выстроили новое здание — шикарный дом в традиционном китайском стиле — и так и оставили неоштукатуренным. Даже свинарники все опустели. Заброшенных домов становится все больше. Не знаю, сохранилась ли сейчас хотя бы половина старых зданий. Разве могли мы в детстве предположить, что то место такая достопримечательность? Мы-то думали: лежит кучка камней и лежит, — кто же знал, что эти развалины настолько ценные? Когда нам сообщили, что их будут восстанавливать, мы не придали услышанному особого значения. Нам что-то говорили, показывали осколки черепиц, но мы все равно не понимали, каким образом такая мелочь может затронуть нашу жизнь. Какие-то осколки черепиц — да кому они нужны! Отец так тот и не думает переезжать, каждый день только и занимается тем, что играет в мачжонг ^[8]. Дети тем более ведут себя легкомысленно.

— А куда вы девали всех овец?

— Да их теперь, — сказала она, махнув рукой, — наверное, меньше десяти голов осталось.

— Ты сказала бы ему, чтобы он поискал работу в Ёнгире, — посоветовала я.

— Да разве легко деньги зарабатывать? — тихо, с печалью в голосе, произнесла Ёнок. — Если бы так, разом, можно было всего добиться, каждый второй бы моментально превращался бы в богача. В жизни так не бывает. Но если ты будешь упорным, то непременно добьешься успеха, верно? — Голос ее окреп, из него исчезли грустные нотки, а лицо стало решительным. — Когда накоплю немного денег и куплю подержанную машину, позову старшего брата к себе. В Ёнгире, конечно, много таксистов, но неужели он не заработает себе на кусок хлеба?

В словах Ёнок чувствовалось тщательно скрываемое отчаяние и жалость. Она приехала из села Бохайчжэня уезда Ниняньсян в провинции Хейлунцзян. Это было маленькое село, в котором насчитывалось, в лучшем случае, около тридцати домов. В его окрестностях целую вечность лежали какие-то развалины, но только в прошлом году всем сказали, что эти руины будут восстанавливать, а всех жителей переселят. Хотя сама Ёнок могла жить при бане Чхонсудона, где располагался массажный салон, она, естественно, беспокоилась о своей семье.

В то время как другие не рожали, жалуясь, что им и одного ребенка много, родители Ёнок подарили ей двух сестренок и братика. Малым народам Китая разрешалось иметь двух детей, но за каждого следующего ребенка надо было платить штраф. Родители Ёнок заплатили за своих детей штраф, но так и не смогли зарегистрировать их в ЗАГСе, поэтому ее брат и сестренки превратились в невидимок — людей, которых в этом мире официально не существовало. По этой самой причине они не могли пойти в школу, им трудно было отыскать хорошую работу. Ёнок никогда не сорила деньгами и почти все заработанное посылала домой, поэтому ей ничего не оставалось, кроме как постоянно терпеть нужду.

Первым из блюд принесли холодный салат с креветками, приправленный ароматными травами. Ёнок налила мне вина и пододвинула еду поближе ко мне.

— В Корее ты куда поедешь? В Сеул?

— Ну, я точно не знаю, но мне сказали, что я отправлюсь в город Пучхон, это недалеко от Сеула.

— А, Пучхон… — Она несколько раз повторила название «Пучхон», словно стараясь его накрепко запомнить.

Последовав ее примеру, я тоже попробовала произнести это слово вслух. Звуки, сорвавшиеся с моих губ, показались мне какими-то чужими, странными. Положив в рот кусочек рыбы, я плотно сжала губы и принялась жевать. Но то, что я жевала, напоминало по вкусу не рыбу, а какую-то лекарственную траву. Рот сводило от горечи.

Мы с Ёнок неторопливо ели и по-дружески болтали. Усердно работая палочками, мы обе делали вид, что все в порядке: я не замечала ее покрасневшие глаза, она — мои тяжелые вздохи. За обедом мы приговорили бутылку белого вина, поэтому лица у нас раскраснелись.

Дул по-настоящему холодный ветер. Его резкие порывы обжигали лицо. Ёнок, со словами, что «без денег все будут меня презирать», сунула мне в ладонь две свернутые пополам банкноты по сто юаней.

— Это от меня. Больше дать не могу. Не думай ни о чем, живи хорошо. И еще, — она сделала небольшую паузу, — мой совет: не иди по стопам Хвасун, ты поняла?

Я молча кивнула. Когда она направилась обратно в баню Чхонсудон, я незаметно положила в ее карман конверт с моей зарплатой. Я в последний раз посмотрела на нее — казалось, что ей на плечи давит непосильная тяжесть.

Я устало зашагала по улице. От воздуха, грузом оседавшего в легких, пахло дымом и углем. «Интересно, — пронеслось в голове, — когда я поеду в Корею, буду ли я скучать по этому запаху?» Глубоко вздохнув, я стала оглядываться по сторонам. Густая желтая пыль лежала на улице, словно хлопковое одеяло. Моя голова тоже вся была покрыта желтой пылью.

Я раскрыла карту Кореи и разложила ее поверх сумки. Водя пальцем по линиям границ, я нашла город Пучхон, но это не вызвало во мне никакого воодушевления — просто название, не имеющее особого значения. Тут вдруг мой взгляд остановился на точке под названием Сокчхо. На карте расстояние от Пучхона до Сокчхо составляло примерно семнадцать сантиметров. Однако на деле оно было неизмеримо. Я вытащила из фотоальбома спрятанное там письмо. Это было последнее письмо, которое пришло от него.