Токио и плантации жемчуга - Елена Мищенко Страница 7

– А как вы определили что это армяне?

– Они обратились к нашим армянам с вопросами, которые мы не поняли.

– Значит, они общались?

– Да нет, не думаю. Мне кажется, что они предложили им то же самое.

– Ну, и вам удалось что-нибудь продать?

– Да не было у меня никаких объективов, ни, тем более, черной икры. Была только бутылка водки, которую мы сами и выпили.

– С кем же это?

– С моим коллегой из Москвы.

– Странно. А нам говорили, что вы совсем не пили.

– Кто говорил?

– Ну, это несерьезный вопрос.

– Да, я, действительно, не пил за обедами и ужинами, так как нам приходилось мало спать, и обидно было бы что-либо пропустить.

– Странно как-то у вас получается. Сложнейшие старинные итальянские имена вы хорошо запомнили, а простые русские – нет. Ну ладно. Я бы вам рекомендовал хорошо подумать и постараться вспомнить все, что нас интересует. Когда вы вспомните, дайте нам знать – можете просто сказать в отделе кадров, что вам нужно с нами встретиться. Нас интересуют контакты ваших коллег с иностранцами и эмигрантами и случаи, когда кто-нибудь исчезал из поля зрения на какое-то время.

Я знал, о чем он говорит. Был среди нас один пожилой москвич, к которому приехал повидаться брат, живущий в Швейцарии. Кроме того, был с нами один армянин, у которого оказался приятель-эмигрант, который даже поездил с нами по Риму. Однако рассказывать им об этом я не собирался. Но я понял, что нас неустанно пасли стукачи и все подробности нашей поездки им известны.

– Я уверен, что вы нам не все рассказали по интересующим нас вопросам. Напрасно вы от нас что-то скрываете. Это не в ваших интересах. Тем не менее ваша информация об Италии заслуживает внимания, а то, знаете, возможностей для поездки у нас, может, и больше, чем у других, да вот времени нет. Но я вас попрошу: в следующий раз обращайте внимание не только на архитектуру и искусство, но и на людей, и на их поведение. Это твоя оплошность, – обратился он к молодому человеку, – инструктировать нужно не после поездки, а до. – …Возможно, вам опять удастся поехать за границу… – тут он сделал паузу. – Надеюсь, что в этом случае наш разговор примет более конкретный характер. Желаю успехов, и будьте бдительны, тем более что вас ожидает серьезная работа у нас в Киеве.

– Не знаю, о чем вы говорите.

– К нам информация зачастую поступает раньше, чем к другим. Такая уж у нас работа.

…Я доехал на метро до площади Дзержинского и побрел на работу пешком, переваривая все, что произошло. Правильно ли я говорил? Насколько это серьезно? Насколько это опасно? Что он имел в виду, говоря о возможной следующей поездке – они откажут или, наоборот, потребуют какую-то информацию? Что за намеки на новую работу? Во всяком случае, я твердо решил никакой дополнительной информации им больше не давать. Пусть считают, что я слегка чокнутый на своей архитектуре и живописи. Я добрался до института к концу перерыва и не успел даже выпить чаю, как меня потребовали к директору.

– Ну, как дела? Как прошла встреча?

Я догадывался, что Эдуард Иосифович был связан с этой организацией, но не знал до какой степени.

– Какая встреча?

– А мне сказали, что у тебя утром была встреча с заказчиками (мы были на ты).

– Там все нормально.

– Послушай, Саша. Мы всегда тебе шли навстречу, – начал он, как и мои утренние собеседники (тот же стиль, подумал я), – теперь и ты должен нам помочь. Наш институт получил почетное поручение – разработать проект детской поликлиники для нашего района на Голосеевской площади.

– Но я же никогда не проектировал поликлиник.

– Не прибедняйся. Бери архитекторов, кого хочешь – снимай с любых объектов. Конструкторов я тебе дам сильных из второй мастерской – группу Станишевской. Изыскатели уже на площадке. Голосеевский парк. Как раз напротив нашего института, легко будет осуществлять авторский надзор.

– А как же технология? У нас же нет таких технологов. Специальное оборудование, рентген, барритовые защиты…

– Не паникуй. За основу бери какой-нибудь типовой проект. Я уже звонил в ГИПРОздрав к Григорьеву – он поможет.

Дальше все происходило, как в страшном сне. Архитекторы у меня были хорошие: Ерохина, Ржепишевский, Хорькова; с конструкторами тоже повезло, но вся беда состояла в том, что по этому проекту еще надо было строить.

Площадка оказалась уникальной по количеству неприятностей: оползневой склон с активным оползнем, просадочные грунты, сильный уклон, примыкание Голосеевского пруда. Кроме того, площадку под землей пересекали два огромных коллектора – один общегородской, второй для спуска воды из пруда. Вплотную к поликлинике запроектировали станцию метро. В общем, сборище всех строительных бед. Работали в таком режиме: первую половину дня я бегал по разным городским службам (оползневая зона, коммуникации, метро и т. д.), после обеда мчался в институт и присоединялся к проектировщикам. Проект был закончен и я, вооружившись надувным матрасом, расположился у строителей, которые испытывали к этому проекту полное отвращение. Они чувствовали, к чему это приведет, и готовы были на все, только бы от него отбиться. А у меня был приказ – не покидать трест № 1 до тех пор, пока не получу подпись управляющего.

Но все это были семечки. Проект, в конце концов, утвердили и приступили к строительству. Вот тут все и началось. В проекте было записано: «Не трогать оползневой склон до устройства фундаментов!!!» Первыми пришли бульдозеры и лихо снесли половину склона. Вслед за ними приехали уже неизвестно кто и завалили всю площадку огромными железобетонными кольцами.

Прораб барахтался в них, перебираясь с одного на другое, как в головоломных сооружениях на детских площадках, разводил руками и внятно матерился, не обращая внимания на то, что на площадке иногда находились и женщины. Я помчался в трест к тому самому Якову Борисовичу, который не хотел мне раньше ничего подписывать.

– Вы видели, что там происходит? Там же вообще негде строить, вся площадка завалена. И оползень висит – со дня на день поползет.

– А вы не переживайте, – философски заметил он. – Строить вам все равно никто не позволит. Чтобы строить, нужно перенести коллектор, а для этого нужно рыть траншеи, а рыть траншеи под этим склоном вам никто не разрешит.

– Почему мне?

– Ну мне, какая разница. Вы успокойтесь и идите работать, а там как-нибудь все само утрясется. Мы субподрядчиков, которые организовали весь этот бедлам, лишим премии – они что-нибудь придумают.

Действительно, через неделю я вдруг обнаружил, что половину площадки расчистили, и приехали буровики. Они должны были бурить отверстия под мощные двадцатиметровые буроопускные сваи.

Через два дня меня позвали к телефону. Сказали, что звонят со стройки. Я взял трубку и услышал: