Эти двери не для всех - Павел Сутин Страница 7

– Сдадите вы статью, – сказал эссеист. – Работаете вы, насколько я успел заметить, вполне профессионально. За вечер статью напишете. А завтра поужинаем в "Бункере". Согласны?

– Я дам вам свой телефон, – сдалась девушка.

– Скажите, Марта, если не секрет: откуда такая фамилия – Дрожичка?

– Смешная фамилия, да?

– Фамилия как фамилия… Но необычная.

– Я чешка, – сказала журналистка. – Родители живут в Праге. Я в позапрошлом году закончила журфак МГУ. А в Москве осталась потому, что вышла замуж за москвича. (В лице эссеиста не дрогнула ни одна черточка. Последняя информация его ничуть не обескуражила.) Они хорошо смотрелись рядом. Девушка была тоненькая, с высокой грудью, миловидным лицом и длинными ногами. По воротнику и плечам кожаной куртки рассыпалась копна мягких, густых волос. А эссеист был невысоким, тонкокостным и очень ладным. Он был хорошо сложен, лицо у него было живое и умное. И еще в повадках эссеиста, в его мимике, манере усмехаться и приподнимать бровь проглядывал иной раз дворовый пацан, тертый шпаненок.

Они встретились в полупустом кафе час назад, сели у стены, в глубине зала.

Эссеист заказал двойной "эспрессо" для журналистки и двойной скотч для себя. И еще два раза он потом заказывал скотч. Но ничто не менялось при этом в его дикции, жестах, в цвете его лица. Он свою дозу знал хорошо – и журналистке это в нем тоже понравилось. Она брала у него интервью, они разговаривали о новинках литературы и публицистики. Он вежливо уклонялся от вопросов, касавшихся его самого, но охотно делился своими соображениями о литературной критике, некоторых критиках персонально, о нынешнем состоянии всего словесного. Рассказывал занятные и колоритные литературные историйки из недавнего прошлого (русскую литературу этого столетия он знал блестяще). Журналистка чувствовала, что у нее получится хорошая статья. И еще она с беспокойством чувствовала, что ей уже хочется пойти завтра с эссеистом в "Бункер". А она ведь была замужем, вполне благополучно была замужем. И ни к чему ей была вдруг вспыхнувшая симпатия к этому обаятельному, известному и наверняка избалованному человеку. От легкого романчика со знаменитым эссеистом отдавало пошлятиной, а журналистка была девушкой неглупой и чистоплотной.

– Мне очень понравилась та публикация в "Нью-Йоркере", – искренне сказала она. – Вы не надпишете мне?

– С удовольствием, – ответил эссеист.

Она достала из полотняной сумки журнальный номер годичной давности и открыла на заложенной странице.

Эссеист вынул из нагрудного кармана джинсовой рубашки дешевую пластмассовую ручку и четким почерком написал поверх заголовка, рядом со своим черно-белым фотографическим портретом:

Товарищу по цеху и очень милому человеку. С наилучшими пожеланиями.

И размашисто подписался:

АРТЕМ БЕЛОВ

* * *

Он попросил:

– Расул, дай отвертку.

Расул подал ему отвертку и недовольно смотрел, как он закручивает крепеж до "десятки".

– Зря ты, – укоризненно сказал Расул. – Что-то ты больно самоуверен.

– Нормально… – буркнул он и вщелкнул ботинки в крепеж.

Подул резкий ветер с колючей крупой. На Донгуз наплывали рваные облака. Снег валил второй день, "Ай" замело до самых окон. Ветер с хлопками трепал синюю растяжку с надписью "Старт".

Стоявший неподалеку бородатый мужчина с рацией в нагрудном кармане пуховика крикнул:

– Двадцать шестой, пошел!

Парень с номером "26", натянутым поверх желтой куртки "Dubin", сильно толкнулся палками и, мгновенно собрав тело в болид, ушел вниз.

– Камень тот помнишь? – в пятый раз спросил Расул.

– Да помню я, помню… – Он кивнул, облизнул губы, покрутил торсом, разминаясь, и поправил номер "28", надетый на синюю куртку "Columbia". – Подлый камень, чего там говорить… Я помню. Правее пройду.

– С утра мело. Камень не видно, наверное… Но он там, сука… Канты убьешь – черт с ними. Себя береги, – сказал Расул и добавил: – Зря ты на "десятку" затягиваешь.

Он промолчал. Он насупленно смотрел на склон и думал: "За сосной прыгну. Или пан или пропал. Все обходят тот бугор – кто лучше, кто хуже… А не надо обходить.

Надо прыгнуть, время выиграю… Но стремно там прыгать, ядрена-матрена! Там же кустики эти. Не видно за ними ни хера, ядрена-матрена…" – Двадцать седьмой – приготовиться! – крикнул бородач в пуховике.

Невысокий крепыш в эластике подъехал к старту, опустил на лоб очки и сосредоточенно замер.

– Пошел, двадцать седьмой!

Крепыш скользнул вниз, шаркнул задниками в повороте и пропал за буграми.

– Только не рви сердце, – сказал Расул. – Ты же не спортсмен, верно? Пройди красиво, но сердце не рви… И не старайся Рессона сделать. Он с ноября раскатывается, а ты – неделю. Ты его через годик нормально сделаешь. Ты мне верь, ты прогрессируешь – дай бог каждому. А сегодня просто пройди красиво.

Он кивнул и подтянул перчатки "Chiba". Он никогда не покупал бутор на Сайкина.

Нет, не пижонил, просто не любил толкаться среди говорливых продавцов, не любил скученности, не любил примеривать на снегу. В "Эрцоге" и в Крылатском он тоже не покупал. Там чайники экипировались, и переплачивали там чайники – будь здоров.

Он покупал у Андрея Рудакова, в "Доломите", там его знали (его, вообще-то, везде знали – в Цее знали, в Кировске и, конечно же, здесь, в Терсколе) и делали ему скидки. На прошлой неделе Андрюша самолично прикрутил на его новые "ФельклВертиго" виброплиту, поставил крепеж и сказал: "По моему разумению, для фрирайда лучше, чем "Вертиго", ничего нет… А вообще, избаловались мы все, братцыкролики. Ты помнишь, всего десять лет назад что творилось? Ни черта же не было!

На "Полспортах" сраных катались, на "ка-лэ-эсах"… И ничего, счастливы были. А у кого "Атомики" или там "Фишера" – ну, те просто короли!.. Слушай, старик, а еще перчатки есть. Хорошие перчатки, недорогие… Ты на экстрим-то поедешь, конечно? Тёма Зубков уже уехал, вчера звонил из Терскола, сказал, что снега – море. На Чегете сейчас метет, дует. А перчатки – сказка… Двойные. И красивые".

И он купил перчатки, синие непродуваемые "Chiba".

Он подтянул перчатки, крепко взялся за желтые изогнутые палки "Kerma" и размял колени, двигая ими вправо-влево.

– Двадцать восьмой – приготовиться! – крикнул бородач.

– Ну, давай, – сказал Расул и хлопнул его по плечу. – Накати им всем. Но не горячись.

Он опустил очки и торопливо поднял "молнию" до подбородка.

– Пошел, двадцать восьмой! – скомандовали сзади.

– Рок-н-ролл! – быстро сказал ему в спину Расул.

– Рок-н-ролл! – ответил он и бросился вниз.

До сосен надо было метров двести пройти по буграм, знаменитым чегетским буграм.