Эти двери не для всех - Павел Сутин Страница 6

Вверху макета простым черным шрифтом было напечатано:

ГЕННАДИЙ СЕРГЕЕВ

Пешеход под дождем

* * *

– Итак, вы считаете, что способному журналисту пребывание в профессиональном сообществе не на пользу?

– Я боюсь, что вы неверно меня поняли… Профессиональное сообщество, а точнее – профессиональная среда, необходимы любому специалисту. Я имел в виду другое.

Чрезмерное погружение в профессиональную среду умаляет в человеке самостоятельность. Пребывание в профессиональном сообществе иной раз навязывает некоторые правила, не имеющие отношения собственно к профессии. Журналист, излишне завязанный на цеховые правила, перестает быть независимым в суждениях. А пишет-то он, между прочим, не для товарищей по цеху – пишет он для людей, ожидающих только размышлений, информации и выводов. К тому же профессиональная кухня не всегда хорошо пахнет…

– Борьба амбиций, интриги, сплетни, подковерная возня и тому подобное?

– И это тоже, к сожалению. Увы. Но главная проблема в другом. Журналист, эссеист, литературный критик, спортивный комментатор, в конце концов, – они, застряв в сообществе, начинают ориентироваться не на объективную потребность своего читателя в информации, верном умозаключении или остроумной реплике, а на некие "ну и херню ты, старик, сочинил!" или "да ты гений, старик!", высказанные после трех рюмок коньяка в буфете Домжура.

– А свои публикации вы считаете вполне независимыми?

– Вы, коллега, задаете некорректные вопросы. Я просто стараюсь так жить и работать, чтобы мои статьи и эссе были предметны, чтобы в них угадывался я, а не советчики и собутыльники.

– То есть "гамбургский счет" вас мало интересует?

– Совсем не интересует.

– А как у вас обстоит дело с тщеславием? Престижные премии вас интересуют?

– Вы, коллега, от некорректных вопросов перешли к провокационным. Что за намеки?

– Это правда, что вы отказались номинироваться на Пулитцеровскую премию?

– Поймите, сударыня, факт выдвижения на какую бы то ни было премию очень мало коррелируется с вероятностью эту премию получить… Это всегда своя кухня, и всегда подковерная, как это вы говорите, возня… Это во-первых. Во-вторых – Пулитцера крайне неохотно присуждают иностранцам. Так что стоит ли рыпаться?

Стоит ли суетно тратить свое профессиональное время? И в третьих: я русский беллетрист, пребываю в национальном культурном пространстве, и если бы мне и возжаждалось лавров, так уместнее бы было добиваться премий национальных.

– Премию имени Подрабинека вы получили в прошлом году.

– И горжусь этим. А что до Пулитцера – его слишком часто присуждали тем, кто рьяно копался в чужом белье. И вообще, каким только идиотам его ни присуждали…

Словом, я тогда действительно отказался номинироваться. Хотя ту публикацию в "Нью-Йоркере" считал и считаю очень удачной.

– О вашей личной жизни мы говорить будем?

– Исключено!

– Я так и знала. Вы планируете и дальше сотрудничать с журналом "Время и мир"?

– Разумеется. Это интенсивный, интересный и в высшей степени качественный журнал. И очень перспективный. Я предвижу ваш следующий вопрос: я всегда готов сотрудничать с "Время и мир" еще потому, что его главный редактор, Владимир Гаривас, – мой старый друг.

– Ага! То есть дружеские связи для вас важнее цеховых?

– В этом нет сомнения, сударыня!

– Вы не часто пишете критические статьи. Практически никогда не пишете. Почему вы сделали исключение для Сергеева? Я слышала, что вы много лет дружите – вы, Гаривас, Сергеев. Ваша статья в "Большом городе" была очень… доброжелательной.

Промоутируете таким образом старого товарища?

– Сергеева-то? Вот уж кто совершенно не нуждается в промоушене! И дело даже не в его нынешней популярности – она закономерна и заслужена… Он несколько лет работал "в стол", работал методично, добросовестно, он вообще требователен к себе. И когда нашелся, наконец, прозорливый издатель – к Сергееву пришел успех.

Но я хотел сказать не об этом… Дело в том, что он нашел свою тему. Выдумал свою историю. Его стиль индивидуален, слог грамотен, а рассуждения внятны. Это встречается нечасто. Так что я писал одобрительную статью о хорошем и многообещающем писателе, а вовсе не о своем друге.

– Сможет ли, по вашему мнению, Институт Прессы положительно повлиять на качественный уровень отечественной публицистики?

– Это двухэтажный вопрос. На мой взгляд, не существует некоего общего качественного уровня. Различные печатные издания работают с различным качеством, вот и все… А вот некий средний читательский уровень существует. И это, коллега, невысокий уровень… Учреждение же Института Прессы в этой связи я считаю явлением положительным. В директорат Института входят высокообразованные люди: Витицкий, академик Штюрмер, Борис Полетаев – тоже, кстати, мой друг – и многие другие.

– Спасибо. Я благодарю вас за интереснейшее интервью. Благодарю от себя и от читателей "Монитора".

– И я вас благодарю. Но мы еще кое-что не обговорили.

– Что же?

– Марта, а вы не согласитесь поужинать со мной? Сегодня или завтра… Вообще – когда угодно. И если можно – ваш телефон. Я назойливо себя веду, да?

– Кажется, мне пора выключить диктофон…

Изящная, улыбчивая, черноглазая шатенка щелкнула клавишей крохотного диктофона и положила его в карман потертой коричневой кожаной куртки.

Интервьюируемый – невысокий, худощавый парень, известный эссеист – выжидательно глядел на журналистку.

Молодая журналистка, сотрудница легковесного еженедельника "Монитор", взяла со столика пачку легких сигарет.

Эссеист не мешкая протянул ей зажигалку и спросил:

– Ну так как?

– Простите? – якобы непонимающе сказала журналистка.

– Мы поужинаем? Я еще хотел пригласить вас на концерт моего приятеля… Лучков – может, слышали? Хороший музыкант, гитарист, скрипач. Завтра он выступает в "Бункере". Уютный клуб, неплохая кухня… Что скажете?

– Погодите… – девушка засмеялась. – Мне же нужно сдавать статью.

Ей нравился эссеист. Он оказался славным человеком, не важничал, не капризничал, согласился на интервью с первого звонка, приехал вовремя. И в разговоре не красовался собой, не выпячивался: мол, вот я какой талантливый и доступный.

Когда отвечал на вопрос – отвечал лаконично и исчерпывающе. А если не отвечал – так прямо и говорил: мол, не хочу этой темы касаться. Короче говоря, он был остроумный и чертовски приятный парень. Журналистка и сама мельком подумала, что неплохо было бы, если бы это знакомство продолжилось. Эссеист это как будто почувствовал и сразу повел себя напористо, чем привел журналистку в некоторое смущение.