Ангел за правым плечом - Дмитрий Лекух Страница 7

Мордоворот на входе, упакованный в безупречный темный костюм и застиранную белую рубашку с дешевым однотонным галстуком, окинул меня внимательным взглядом, но останавливать не стал.

Хотя дресс-коду заведения я самым явным и наглым образом не соответствовал.

Все правильно.

Эти ребята по сути своей – те же халдеи.

Нашу породу чувствуют безошибочно.

А вот навстречу сопровождавшему меня бойцу – поднялся довольно решительно. Я решил не кипишевать и попросил молодого пока что подождать на улице.

Там, внутри, его помощь мне вряд ли понадобится.

…Глеба я обнаружил легко, там, где, собственно говоря, и предполагал.

В баре на нижнем этаже, за угловым овальным столиком.

Еще больше погрузневшего и оплывшего, в дорогой костюмной паре и светлой сорочке вместо привычно неизменных синих джинсов, белых лакостовских кроссовок и темного колючего свитера.

Уже, естественно, порядком датого и, по ходу, хорошо нанюханного.

И, разумеется, в обществе очередной гламурной модельки-блядешки с глуповатым, но безукоризненно бледным фарфоровым личиком.

Эдакая кукольная пародия на Ингу, симпатичная и безопасная.

Можно повертеть в руках и применить по назначению, но вероятность порезаться – как при бритье электробритвой.

Нулевая.

…А Глеб-то был хорош…

Он и меня разглядел только тогда, когда я уже фактически подошел вплотную к его столику.

Раньше за ним такого не наблюдалось.

Причем, в каком бы он, на данный конкретный момент времени, не пребывал состоянии.

– А, – говорит, – Дэн пришел. Привет, Дэн! Какими судьбами? Давай присаживайся, выпьем слегонца за встречу старых боевых друзей. А все разговоры – на потом передвинем. Куда они от нас денутся, эти разговоры, в конце-то концов? Один хрен, все без толку…

Я хмыкнул.

– Присесть-то я, – говорю, – присяду. Ненадолго. А вот пить не буду, извини. Мне прямо сейчас в руль садиться придется. Везти тебя в одно совсем не интересное место. Так что давай расплачивайся и собирайся. Пока тебе счет нести будут, я тебя в курс дела введу коротенько, остальное по дороге расскажу. Все, о чем сам знаю, разумеется…

– Вот даже как? – удивляется Глеб и лезет в положенную мной на стол пачку за сигаретой.

– Именно так, – подтверждаю, протягивая ему дрожащий в стерильном кондиционированном воздухе трепетный огонек зажигалки.

Он прикуривает.

– Да, – говорю, – и шлюшку свою отошли куда-нибудь. При ней я ничего говорить не буду, извини, – брезгливо…

– Глебчик!!! – возмущается дуреха. – Что этот молокосос себе тут позволяет!

Али морщится. Я – фыркаю. Ага.

«Глебчик». Аххуеть…

Али делает, одну за другой, пару крепких, глубоких затяжек, снова морщится.

– А ну-ка, – говорит, – брысь отсюда, шалашовка. Вон там, у стойки пока подождешь. Хотя, нет…

И – поворачивается ко мне.

– Тема, – спрашивает, – я так понимаю, серьезная? Надолго?

Я киваю.

Он лезет в карман за бумажником, достает оттуда не слишком толстую пачку стодолларовых бумажек, отсчитывает три тысячи.

– Значит так, – говорит, – забираешь деньги и валишь. Это твое выходное пособие по временной безработице. И чтоб больше я тебя никогда не видел. Надоела. Шмотки твои тебе завтра днем мой водитель завезет, ты его телефон знаешь, с ним и договаривайся. А про меня – просто забудь, меня в твоей жизни не было, понимаешь?

Я опять киваю, на этот раз одобрительно.

По фарфоровому личику текут нарисованные тушью слезки.

– Как? – спрашивает дрожащими губами. – Все?! Совсем?!

– Я что, – удивляется Али, – когда-нибудь у тебя на глазах шутил чем-то подобным?! Бери деньги и исчезай, мне некогда.

И опять поворачивается ко мне, больше не обращая на нее никакого внимания.

– Ну, – говорит, – теперь давай рассказывай…

Моделька тем временем размазывая тушь по лицу одной рукой, другой комкает баксы в неприятный серо-зеленый комок.

На секунду мне становится страшно, что она сейчас запустит этим самым комком прямо ему в рожу.

Нет.

Засовывает деньги в сумочку и удаляется, всей своей изящной игрушечной спиной изображая прямо-таки глубочайшую безвинную оскорбленность и мегавеликую вселенскую скорбь.

Все правильно.

Если б она была способна швырнуть ему эти три штуки в рожу, он бы с ней так и не разговаривал…

Я достаю из лежащей на столе пачки сигарету, прикуриваю.

– Беда, – говорю, – Али. Инга сегодня в челлендже столб обняла…

Он молчит.

Только даже в полумраке бара видно, как белеют костяшки на сжатых в кулаки пальцах.

Я глубоко затягиваюсь неожиданно горьким дымом.

– Сама жива, – киваю в ответ на его невысказанный вопрос, – и вроде как даже не сильно помялась. Мы по телефону с ней не так давно говорили, держится нормально, никаких соплей, – ничего кроме уважения. Мажор, кстати, уже там, на Девятьсот пятого, даже акцию против мусарни задвинул, рванул впереди собственного визга ситуацию контролировать. Говорит, что и вправду вроде в порядке девка. А вот один из штурманов – всмятку, прямо на месте. Второго как раз сейчас спасатели из этой банки консервной вырезают. Вроде живой, хоть и переломанный…

Али тушит окурок и тут же закуривает следующую сигарету.

Мне показалось или в его глазах все-таки мелькнуло на секунду реальное облегчение в тот момент, когда я сказал, что с ней самой все в порядке?

Скорее всего – не показалось.

Значит…

…Да нет, обрываю себя на полумысли.

Ничего это еще не значит…

Глеб хмурится.

– Ты погибшего знал? – спрашивает.

Я коротко киваю.

– Хороший, – говорю, – был парень…

Глеб снова морщится.

– Ладно, – вздыхает, – поминать не будем. И переживать уход хорошего парня тоже пока что не стоит. Потом. В свое время. В конце концов он, как и мы все, знал, на что шел, когда в машину садился. А пока скажи мне, насколько это серьезно с точки зрения Ингиной посадки? Я, честно говоря, в этой области уголовного права не шибко силен. А ты вроде бы как сам гонялся…

Я хмыкаю.

– Серьезней, – говорю, – не бывает. Лет пять, как минимум. Причем, самой что ни на есть натуральной зоны, а не какого-нибудь там дешевого поселения. Это ж гонка. Стрит-рейсинг. Полный нелегал, с гарантией. Она ж там наверняка нарушила все, что только можно. И что нельзя, – тоже нарушила…