Птицы его жизни - Екатерина Вильмонт Страница 7

– Девушкам всегда до романов! – улыбнулась Людмила Арсеньевна. – Тем более таким очаровательным девушкам.

Короче говоря, обед прошел, что называется, «в теплой дружественной обстановке». Меня приглашали еще заходить в гости. Видимо, мою кандидатуру утвердили!

Так началась новая страница моей жизни. На работе мне скучать не приходилось, обстановка в коллективе была вполне приятной, а поездки с шефом приносили массу впечатлений и удовольствий, несмотря на обычно очень плотный график. Можно даже сказать, что мы с академиком подружились. В поездках он был совсем другим, нежели на фирме. Куда мягче и спокойнее. И как-то за очередной кашей в аэропорту я ему об этом сказала.

– Это естественно, Глаша, вы умная интеллигентная девушка, у вас хорошая аура, а в коллективе нельзя быть мягким, а то сядут на голову. И потом, я не выношу некомпетентности. Это в нашем деле недопустимо. Глаша, скажите откровенно, почему вы одна? Это неправильно!

– Просто не встретила своего человека… По глупости выскочила замуж в девятнадцать лет и ничего из этого не вышло. И потом я последовательница Омара Хайяма. «Уж лучше одному, чем вместе с кем попало!» Так, кажется?

– Кажется, да, – улыбнулся он. – А вот Костя, наш сын, считал по-другому…

Он впервые заговорил о сыне.

– Связался с кошмарной девицей, мы воспротивились, и он ушел… Мы ужасно расстались! Примерно раз в год от него приходит открытка, мол, жив-здоров, искать меня не надо.

– Неужели все дело в девушке?

– Нет, это было, в сущности, предлогом, последней каплей… У него чудовищно трудный характер. Не терпел никакого диктата, ни в чем… Не слушал советов, жаждал какой-то абсолютной свободы, которой в цивилизованном обществе попросту быть не может. Впрочем, бог ему судья. Но нам так его не хватает… Людочка иногда плачет втихомолку…

– А вы не пробовали его искать? Ведь прошли годы… Он наверняка повзрослел, поумнел, понял что-то… Одно то, что он шлет вам открытки…

– Да ничего это не значит. Он их шлет, просто чтобы мы не вздумали его искать. Убежден в этом. Что ж, это его выбор… Я постоянно занят, мне недосуг предаваться печали и углубляться в свое отцовское разочарование, а вот Люда, когда вышла на пенсию… Я знаю, она даже пыталась найти его следы в соцсетях, но напрасно… Я объяснял ей, что человек, помешанный на свободе, не станет заниматься этой чепухой, которая, по сути, делает человека несвободным, категорически несвободным… Глаша, а вы?

– Что я?

– Как вы относитесь к соцсетям?

– Сугубо отрицательно.

– И вы не чувствуете себя одинокой без общения в соцсетях?

– Нет! Жизнь кажется мне очень интересной и без этих иллюзий…

– Умница, Глаша!

У него были очень печальные глаза. И я решила отвлечь его.

– А знаете, Андрей Олегович, что со мной случилось буквально за день до нашего с вами знакомства?

– Видимо, что-то хорошее, раз вы решили таким образом отвлечь меня от грустных мыслей? – улыбнулся он. – Ну, расскажите!

И я рассказала ему о встрече с Мирославом.

– Да, история! Как романтично! И этот человек даже не спросил ваш телефон?

– Нет, он просто спас меня, и все… Бескорыстно!

– Настоящий мужчина… А вы часом не влюбились в него?

– Недели две думала, что влюбилась… Но это еще хуже, чем влюбиться в киноактера.

– Потому что фильм можно пересматривать пока не обрыднет? – засмеялся он.

– Вот именно!

Но тут объявили посадку на наш рейс.

Время шло. Как-то вечером ко мне заглянула Марьяна.

– Слушай, Глашка. В доме художника открыта выставка керамики.

– И что?

– Давай сходим!

– С чего это вдруг? – безмерно удивилась я.

– Ну, хочется просто… – каким-то странным тоном сказала она.

– Марьян, колись, в чем дело?

– В том, что художника зовут Мирослав.

– Ну и что? Мирослав не Навуходоносор.

– А вдруг это твой Мирослав?

– Да ну…

– Ну ладно, не вредничай, Глашка! Завтра суббота, сходим на выставку, а потом посидим в кафешке.

– Ладно, сходим, – согласилась я. – Почему бы и нет.

Выставка была небольшая, всего один зал. Художника звали Мирослав Гончар. И мне страшно понравились его работы. Это были в основном сосуды каких-то удивительных форм. Но особенно меня пленили стоявшие на отдельном стенде четыре подобия амфор с фигурами танцовщиц, белыми, красными, желтыми и голубыми. Танцовщицы казались воздушными, чуть ли не прозрачными, и они словно летели…

– Ты чего застыла? Нравится?

– Не то слово!

– А ты глянь, как называется экспонат! «Они раньше исполняли танец маленьких лебедей».

– Слушай, как здорово! Маленькие лебеди выросли и стали такими дивными балеринами… Хотя нет, они просто стали солистками балета… Как хорошо, с одной стороны, все понятно, а с другой – какой простор для воображения! Каждой можно придумать судьбу… Вот эту, красную, ее сжигают страсти… Видишь, какие руки… Ох, Марьянка, будь у меня большой дом, я бы ничего не пожалела и купила эти вазы… И любовалась бы ими…

– Воображаю, сколько они стоят!

– Ну, в моей двушке им по-любому было бы тесно…

Там были и еще интересные вещи, но я невольно возвращалась взглядом к танцовщицам.

– Интересно, а автор здесь? – спросила Марьяна.

– Зачем он тебе?

– Посмотреть охота!

Она подошла к пожилой смотрительнице.

– Простите, пожалуйста, а господин Гончар сегодня здесь?

– Нет, он только завтра будет. А вы хотели бы что-то купить?

– Ну, в принципе… Да!

– А что именно? Я отмечу, а вы завтра приходите.

– Вообще мне жутко понравились вон те четыре вазы. Они все скопом продаются или можно купить одну?

– Они уже проданы.

– Да? А там не написано…

– Написано, вы просто не заметили…

– Да? Может быть. Так залюбовались…

– Ладно, Марьяш, пойдем, – позвала я ее.

Мы вышли на улицу.

– Вот интересно, – начала Марьяна, – это псевдоним «Гончар»? Ваша фамилия? Гончар! А ваша профессия? Гончар!

– Ну, Гончар достаточно распространенная фамилия… А человек явно очень талантливый.

– Жалко, не удалось на него посмотреть.

– Да ну, ерунда это… Пошли кофе пить!

А в воскресенье вечером мы с Андреем Олеговичем улетели в Будапешт. И пробыли там два дня.