Павел II. В 3 книгах. Книга 2. День Пирайи - Евгений Витковский Страница 65

— А… откуда вы здесь, в Дании?

Дряхлый, видимо, ощутил его страх, все понял, сделал успокаивающий жест:

— Не бойся. Твое время воссесть на белого коня, даже и на пегого коня, не настало еще. Не просветлен еще твой разум откровениями святого Селиванова. Деду истинных слуг и агнцев Божиих угодно днесь, дабы ятра твои пребывали пока что в их диаволом сотворенном укрывище, дабы уд не был отъят такожде. Конечно, если ты пожелаешь сам, ты волен распорядиться собою, и…

Старик показал свечой на спящего под подушкой Гелия. Ромео понял, что, кажется, покамест холостить не будут, откинулся на подушки, сглотнул слюну и внутренне согласился на все условия, которые ему сейчас предложат. Лишь потом помотал головой.

— Понятно, — продолжил дряхлый, — но если передумаешь, помни: как твое всегда при тебе, так и наше всегда при нас. — С этими словами дряхлый вынул из складок балахона громадное зубило и молоток. Ромео снова похолодел. Дряхлый спрятал инструмент и продолжил: — Нам угодно лишь одно: чтобы ты перестал жить в грехе.

— То есть как?

— Знаешь ли ты, с кем делишь ложе, отрок? — Дряхлый снова показал свечой на Гелия.

— Знаю.

— Нет, не знаешь. Имя его — Гелий. Солнце.

— Знаю, что Гелий. Отчество знаю — Станиславович. И фамилию знаю Ковальский. Ну и что?

— Дальше, отрок, то, что все это неправда. Нам ведомо то, что неведомо тебе. Непросветленный пророк Клавдий прорек, и мы расслышали, ибо имеем уши, слух наш емлет и рассудок выводы деет. Фамилия царевича-солнце, Гелия, данная матерью при рождении — Романов. Мать его — Софья Романова, старшая и главнейшая наследница всероссийского престола.

Ромео подавился дымом сигареты; тот, что давал прикуривать, извлек из складок балахона стакан воды и подал. Зубы защелкали о стекло: что-то уж больно много всего сразу. Дряхлый продолжал:

— Нам угодно властию, данною нам от пресветлого Селиванова надо всеми смертными, освятить ваш греховный союз, дабы он греховным быть перестал. Плодитеся и размножайтеся. Мы хотим обвенчать тебя, славный Ромео, с отроковицею Гелием. Ибо вы еще не ангелы Божии плотию, но уже таковы в духе. Будь мужчиною и не противься. Выбор мы тебе предложить не можем. Впрочем… Дряхлый полез, кажется, за зубилом, но Ромео уже кивнул головой. — Ты согласен? Правильно. Мы и не ждали ничего другого, — дряхлый переглянулся со своими компаньонами, те единодушно качнули свечами, — но дай нам прежде обещание, став законным мужем престолонаследницы сей, исполнить нашу единственную просьбу. Дай клятву именем святого Селиванова.

— Если это касается…

— Не касается, отрок. Нам нужна свобода наших заточенных братий. И в твоей власти, когда станешь ты мужем не в греховном соитии, а в освященном истинной церковью слуг Божиих браке, освободить их. Если даешь — мы повенчаем тебя сейчас же. Если нет…

— Да нет, отчего же. Это можно. — Ромео совсем взял себя в руки. — А откуда вы узнали… кто он?

— Многое есть на свете, отрок, что ведомо лишь всадникам белых коней. Святой Селиванов, святой Шилов и непросветленный еще ныне пророк Клавдий открывают истины птахам вертограда Божия. И тебе откроется то же, когда придет твоя пора взнуздать… Впрочем, времени мало. Согласен? Буди тогда невесту свою, пусть красавица возрадуется.

Ромео неуверенно стащил с Гелия подушку. Похмельный красавец решил, что с него требуют любовного взноса, и сделал попытку принять наиболее удобную для Ромео позу, но Ромео быстро влепил ему ласковую оплеуху, и Гелий проснулся.

— А? — обалдело взвизгнул он, глядя вокруг. Но услужливый скопец уже протягивал ему стакан чего-то крепко-спиртного, а дряхлый начал некие приготовления, расставил что-то вроде пюпитра, разложил на нем ветхие книги, достал кадило, какие-то платки и полотенца. Прочие почтительно прислуживали. Когда Ромео с пятого на десятое объяснил Гелию, что именно должно сейчас произойти, тот совершенно гнусно захихикал, и пришлось на него цыкнуть. Дряхлый возымел желание самолично прислуживать брачующимся и провозгласил, протягивая пару полотенец: «Чресла препояшьте, дабы мы соблазна диавольского не зрили». Ромео препоясался, хотя не без тревоги: а ну как намерения у скопцов все-таки более грозные, зубило жуткое как-никак? Спокойней бы просто штаны надеть. Ну да ладно.

Старик поставил молодых на колени перед импровизированным алтарем и уступил место другому скопцу, который с огромной скоростью залопотал что-то, а затем скопцы запели хором: «Мы тебя, о Шилов, не забудем…» на мотив «Выходила на берег Катюша», потом еще пару псалмов на советские мелодии исполнили. Венчающихся заставили проползти на коленках вокруг алтаря, дали в руки по белой зажженной свече. Потом дряхлый велел Ромео и Гелию встать, поцеловаться, предложил им опять-таки размножаться, — скопцы дружно всхлипнули, — и быть верными друг другу до восседания на белого коня. Потом алтарь собрали, на прощание скопческий главарь поздравил молодоженов и добавил:

— Тешьтесь, тешьтесь. Но уговор, царевич, уговор.

— Почему я царевич? — не понял Ромео.

— Потому что венчан ты нами, а по нашему закону муж да примет родовое имя родоподательницы, жены своей то есть. Имя твоей жены по матери Романов. И ты теперь тоже — Ромео Романов. Помни! Наши братья томятся в застенках американского посольства в Москве. Властью, которую мы тебе вручили, изведи их из диавольского узилища, возверни сирот общине. Тогда все у тебя будет хорошо. Но бойся ослушаться… — под балахоном вновь шевельнулось зубило.

— Не ослушаюсь, — одурело прошептал Ромео, глядя на затворяющуюся дверь. Датская охрана во всем отеле оказалась прочно усыплена, врачи так и не дознались — чем, кем, когда, было похоже, что на охрану навели какое-то мощное русское наваждение. Но Ромео претензий не имел, дело замяли, впрочем, на всякий случай удвоив выплаты за королевские письма, лишь бы помалкивал. Впрочем, от денег Ромео отказываться не стал. Однако накануне отлета скопцы явились в Каструп и предъявили разрешение датского министерства иностранных дел и даже согласие советского посольства с круглой печатью: послу терять было нечего, он на свой страх и риск решил насолить советскому МИДу и ненароком обеспечил тем самым свою безбедную старость. Скопцам разрешалось лететь в СССР на возвращаемом, психопатски-угнанном самолете «ИЛ-62». То ли скопцы кого купили, то ли зубило кому надо показали, но лететь им, в общем, дозволили. Весь багаж их состоял из большого количества красных восковых свечей и корзин с восковыми фруктами. Ромео узнал, что Селиванов на небе обо всем поставлен в известность, брак одобрил, поэтому царевичей величать теперь будут уже не белыми свечами, а красными, праздничными. Восковые фрукты тоже были разъяснены, у скопцов, оказывается, это был предмет первой необходимости, он всегда должен иметься перед их глазами как символ грядущего в посмертии райского блаженства. Ромео не был уверен, что дома отец и дядя не засадят его в психушку, он надеялся, что если посадят, то ненадолго. Угар его любви к Гелию еще и не думал рассеиваться. Утехи, став супружескими, приносили Ромео не меньше радости, чем прежде, и он не замечал, как во время прогулок по Копенгагену рыщут по сторонам блудливые очи его жены.