Чернокнижники - Клаас Хейзинг Страница 6

Медленно продвигаться по людной улице — наслаждение особого рода. Тебя как бы обтекает поспешность окружающих, тебя будто уносит куда людской прибой.

Франц Хессель

Фальк Райнхольд вышел пройтись. По центру Швабинга. В четверг после обеда. В час, когда весь мир выбегает за покупками. А тебе ничего не надо. Ты прогуливаешься вдоль берега Изара. Если тебе нечего больше делать. Можно, конечно, прошвырнуться в одно из воскресений по переполненному молу в Штарнберге. Если же тебе хочется отчебучить нечто не совсем обычное, лучше поехать подальше, в Гармиш (на автобане пробки), проболтаться там и вернуться в Мюнхен (на автобане пробки.) Но прогулка в самом центре Швабинга, в его пульсирующем сердце, в четверг, во второй половине дня? Все это уж очень подозрительно. (Внимание! В этот момент он сворачивает на Леопольдштрассе.) Райнхольд топает по толстому ковру опавшей тополиной листвы к центру города. Каждый размеренный шаг приближает его к воротам Зигестор. Руки заложены за спину. Будто привязанный к незримой мачте, он не желает соблазняться крикливыми призывами витрин. Сладкоголосые напевы сирен и точечные удары рекламы отскакивают от него. Стоит лишь по рассеянности заглядеться на что-нибудь (во всяком случае, он имеет обыкновение утверждать подобное), как пелена с глаз падает, и ты видишь перед собой неприкрашенную личину окружающего мира.

Взгляд этот походил на взгляд шпиона. Террориста. Во всяком случае, он настораживал. И когда Фальк Райнхольд дал себя приманить непрезентабельной отделки фасаду в стиле Ренессанса, за витриной ювелирного магазина, будто покоившейся в гробу из уродливых темных мраморных плит, тут же возникла троица вписывавшихся в здешний пейзаж физиономий. Поскольку ему никак не хотелось привлекать внимание сотрудников разного рода охранных структур, он предпочел не останавливаться. Физиономий стало вдруг на одну меньше.

Честно говоря, Фальку Райнхольду жаловаться было не на что. (Внимание: судя по внешним признакам, он намерен свернуть.) Ни в одном крупном городе тебя не обойдут столь проворно и виртуозно, как в Мюнхене. Это почти что рай для фланирующих бездельников. С детства натренированная гибкость бедренной и коленной областей мюнхенцев позволяла им при виде фланеров вроде Райнхольда мгновенно менять направление, будто на скоростном спуске, и при этом удержаться на ногах. И хотя Райнхольд в такие дни наблюдал жителей Мюнхена в основном сзади, он (a posteriori) уже довольно скоро наловчился отличать строгую грацию покачивания бедрами опытных горнолыжников от неуклюжести «чайников».

Фальк Райнхольд покинул отвлекавший внимание шумный просцениум Леопольдштрассе и с поразительной прыткостью свернул (минуточку: я должен взглянуть на план) на Адальбертштрассе, да так резко, что чудовищное панельное строение времен шестидесятых на углу едва не рухнуло. Здесь было спокойнее. Шумовой набат заглох. И витрины здесь не такие нагло-зазывные. А на конце улицы дома демонстрировали старое доброе облачение. Даже огненно-красной герани было не под силу опошлить ощущение праздничной торжественности.

Перед одной из витрин в обрамлении каменных гирлянд он остановился. Взгляд Райнхольда тут же обрел специфическую цепкость. Будто изначально зная, что ему требуется, без малейших усилий со своей стороны, без всякого целенаправленного поиска, он внезапно обнаружил то, что искал. Выставленные на всеобщее обозрение тома оскорбленно взирали на него, уподобляясь оказавшимся на панели перезрелым девственницам. В благоговейном трепете он переступил порог антикварной лавки, темно-зеленые двери которой были услужливо приоткрыты. Широколоб, седовлас, напомаженная прическа, выступающие скулы, мощные челюсти, способные, наверное, одним махом перегрызть фолиант, отвыкшие от яркого света глаза под покрасневшими веками. Антиквар лишь на мгновение отвлекся от чтения. (Ну, признайтесь! Ведь именно таким вы и представляете себе помешанного на книжках. Таких обслуживают быстро и аккуратно.)

Едва Райнхольд подготовил себя к приему парада книг, как взгляд его упал на одну из них. Неторопливо, почти эротично он приблизился. Ласково и в то же время боязливо взял в руки приглянувшийся экземпляр (аккуратнее! Аккуратнее! Пожалуйста, уголки страниц не загибать!). Не дай Бог, не повредить бы ненароком кожаный переплет, не сломать книжный хребет; посему Фальк был вынужден чуть ли не под прямым углом выгибать пальцы. Нет, на девственницу эта книга явно не тянула. Прежний владелец всласть надругался над нею. Переплет был надорван, и стоило раскрыть книгу, как обрез расходился ступенями, по которым весьма удобно было спуститься или же, напротив, взойти к любому месту текста. Бережно закрыв книгу, Райнхольд, будто не в силах расстаться с ней, левой рукой продолжал удерживать слегка изувеченное тело ее.

И тут взгляд его привлекла одна из полок с вычурной надписью «Метафизика». Обогнув деревянный глобус, Райнхольд стал взбираться по ведущей к небесам стремянке, стоявшей вплотную к книжным полкам. Зажав первую из выбранных книг под мышкой, он прочесал взором вершину книжной горы, вторую сунул между колен и принялся самозабвенно перелистывать третью. (Верно. Эта картина вам знакома. Только поразмыслите. Двенадцатое слово последней фразы содержит решающее указание. Проще ну никак уже не выразиться!) Здесь пролегали древнейшие напластования этого угольного отвала: греки.

Райнхольд неспешно изучал геологию книжной горы. Прорывшись к низу, он уже знал, что приобретет четыре книги из среднего напластования эпох. (Детальное описание процесса выбора Райнхольдом нужной книги просто не втиснуть в это простое предложение в изъявительном наклонении.) Он, сродни геологу, от которого ждут важнейшего экспертного заключения, штудировал напластование за напластованием. К концу поисков он был уже весь в пыли, как заправский шахтер. Лишь заметив, что за окнами, оказывается, стемнело, он оставил в покое отвал, отобрав из него четыре книги. Следует перечислить вам названия:

1. «Учебник риторики». Авт. Дж. Б. Бэйздоу. Цена 98 марок.

2. «Сатирические и серьезные сочинения Джонатана Свифта». Цена 79 марок.

3. «Риторика» Готтшеда. Цена 112 марок.

4. «Необычайная и поучительная история жизни Иоганна Георга Тиниуса, священника из Позерны (Инспекция Вайсенфельса), написанная им самим». Цена 54 марки.

Обменявшись несколькими фразами с антикваром, Райнхольд пробежал глазами предложенный ему каталог, затем, расплатившись чеком, покинул магазин. Уже на улице по одеревеневшей от напряжения шее Фалька было видно, что он не решается обернуться из страха быть испепеленным взорами обиженных до смерти невостребованных книг.

(Дополнение: психологические обследования на предмет установления болезненной одержимости книгами утверждают о некоем инициализирующем событии, внутренняя структура которого и определяет характер нездорового влечения. Дополнение к дополнению: не доверяйтесь психологам. Никогда. И ни при каких обстоятельствах. Лучше возьмите и прочтите хорошую книгу. Или еще лучше: купите себе хорошую книгу. В качестве приложения к этой истории вы обнаружите адрес самого главного антикварного магазина Мюнхена. По вашему запросу издательство охотно предоставит вам адреса антиквариатов Гамбурга, Берлина и последнюю новинку — дрезденский антиквариат. Просим не забыть приложить к заказу конверт с маркой.)