Победитель - Андрей Волос Страница 53

— А куда деваться? Десятка три слов выучил. Бист — двадцать. Хазар — тысяча. Пальцем ткнул, свою цену назвал… Без этого никак. Не поторгуешься — он не продаст ни черта. Дикие люди.

Духанщик торжественно поднял надрывно вопящую магнитолу, готовясь, по-видимому, к совершению сделки.

— Хуб, майлаш, сию панч хазар!

— Сию панч хазар, — обливаясь потом, бормотал несчастный Николай Петрович. — Тридцать и пять тысяч… Тридцать пять тысяч…

Он обессилено махнул рукой. Духанщик расцвел. Мальчишка начал упаковывать покупку, а Кузнецов вынул откуда-то из загашника пачку афгани и принялся считать. Он часто путался в купюрах, бормотал и начинал заново. В конце концов с грехом пополам отслюнил нужную сумму. Пальцы духанщика замелькали, как велосипедные спицы. Кузнецов взял коробку.

— Поздравляю, — сказал Плетнев. — Пошли.

— А-а-а! — вдруг пронзительно заорал духанщик, потрясая пачкой полученных от Николая Петровича денег и воздевая руки в неясной мольбе. — А-а-а!

К первому воплю прибавились многословные и такие же громкие причитания.

— Ты чего?! — оторопело спросил Кузнецов.

Вопили уже со всех сторон. Плетнев озирался, не отпуская Вериной руки. Он не понимал, что происходит, но отметил, что торговцы соседних лавок тоже заволновались, а покупатели и праздношатающиеся начали поспешно стягиваться к месту происшествия.

Одни показывали пальцами, жарко рассказывая кому-то свою версию случившегося. Кое-кто, он видел, уже зло потрясал кулаками.

Какой-то старый оборванец с костылем, подковыляв ближе, плюнул в их сторону.

— Они с ума сошли? — спросила Вера, испуганно озираясь, и прижалась к нему.

— Do you speak English, fellow? — крикнул Плетнев. — Do you speak English? [11]

Старый козел только мотал головой, и было непонятно, понимает ли он его.

Плетнев протянул руку за деньгами:

— Give me, please, I’ll calculate! [12]

Он в ужасе отшатнулся и вовсе зашелся — вот-вот пена пойдет.

— Нет, ну ты гляди, а! — повторял Кузнецов, прижимая к груди свою коробку. — Ошалели!

В эту секунду тип, что потрясал кулаками, протянул руку. Плетневу показалось — толкнуть Веру.

Он схватил его за предплечье и рванул к себе.

Тип врубился головой в соседний прилавок, вызвав оглушительный звон и вулканическое извержение сверкающей мишуры: ведрами посыпались бусы, браслеты, с грохотом повалилась подставка с дешевой ювелиркой.

Вой удесятерился.

Плетнев выхватил пистолет.

Вой сменился визгом, народ шарахнулся, очередной прилавок породил лавину изюма и орехов.

Плетнев взвел курок, поскольку отступление не обещало быть долгим. Тут все снова шатнулись. Толпу бесцеремонно расталкивал патруль — офицер и два солдата с автоматами наизготовку.

В лоб Плетневу уперлось черное жерло ствола, за которым маячило насупленное лицо солдата-афганца.

Час от часу не легче!

Языка не знают. Наговорят на них с три короба. Неминуемо поведут в участок. Там свое разбирательство. Черт знает чем дело может кончиться!.. Плетнев уже прикинул, что если обезоружить одного автоматчика, грохнуть второго и взять в плен офицера, то… но если бы он был один!

— Советские? — спросил вдруг офицер, властно поднимая руку.

Солдаты опустили оружие.

Бог ты мой, вот повезло!

— В Союзе учился? — ответил Плетнев вопросом на вопрос.

— В Рязани, — сказал он, улыбаясь. — Что за шум, а драки нет?

— Да хрен его знает! — воскликнул Николай Петрович. — Покупали магнитолу. Как он заорет!

Офицер оглянулся:

— Кто продавал?

Духанщик несмело выступил из своей лавки.

Командир патруля что-то спросил у него. Духанщик отвечал, прижимая руки к груди и низко сгибаясь. Не дослушав, офицер неожиданно ударил его кулаком в лицо, и торговец кулем повалился под свой же прилавок.

Что-то крича, выпускник Рязанского училища остервенело пинал торговца ботинком в живот.

Вера в ужасе приникла к Плетневу.

Кое-как вскочив, духанщик нырнул под прилавки. Обращаясь к толпе и потрясая сжатым кулаком над головой, офицер выкрикнул еще несколько резких фраз.

Потом повернулся и сказал, улыбаясь и не сводя глаз с Веры:

— Я говорю, русские — наши друзья, наши братья! Русские никогда не обманывают! Никогда! Некоторые у нас этого еще не понимают…

Кое-кто в толпе уже одобрительно кивал и посматривал довольно ласково.

— Ну, спасибо тебе, лейтенант, — сказал Плетнев. — Мы у тебя в долгу. Выручил. Без тебя бы мы тут…

— Ерунда! — лейтенант махнул рукой. — Этот торговец совсем дурак — решил, что вы…

Плетнев успел увидеть, как исказилось лицо человека, державшего руку под полой халата, — эта чертова рука уже несколько секунд привлекала его внимание. Через мгновение человек дважды выстрелил — в офицера и одного из солдат.

Выстрел Плетнева снес наземь его самого.

Офицер тоже упал. Солдат, изумленно раскрыв рот и прижав руки к животу, медленно сел на землю.

Второй солдат мгновенно нырнул в толпу.

Плетнев не опускал пистолета.

Но следующего нападения не последовало. Толпа в смятении валила прилавки, разбегаясь. Рев стоял над Грязным базаром. Рев и вой.

Три тела на земле!..

— Быстро! — крикнул он Николаю Петровичу.

А Веру просто схватил за руку и потащил.

Им повезло — задержать не пытались. Даже не стреляли в спину. Через минуту они уже бежали по длинному кривому переулку прочь от базара.

По обеим сторонам — глухие стены. Поверх них — густая листва или крыши. Кузнецов с коробкой спешил впереди. Вера — торопливой побежкой шагах в пяти за ним. Плетнев трусил последним, глядя преимущественно назад. Прикрывал отход, говоря языком военных.

Как выяснилось позже, как только Вера поравнялась с глухой дверью в высоком дувале, человек в халате и шапке-пуштунке мгновенно зажал ей рот и втащил во двор. Что касается двери, то она тут же опять захлопнулась. Должно быть, похитители рассчитывали на легкую добычу и вовсе не собирались ни с кем меряться силой. А там кто их знает.

Так или иначе, когда Плетнев повернул голову, то увидел только Кузнецова.

— Николай Петрович! — крикнул он. — А Вера где?