Состояние свободы - Нил Мукерджи Страница 5

Он обернулся. Это был мужчина с лицом, похожим на морду лисы. Его глаза блестели. Усы выглядели так, будто принадлежали животному, а не человеку.

– Вы что, не знаете, что это плохая примета? Ребенку нельзя сидеть на этих плитах! Вы вообще знаете, что здесь произошло? Что, не слышали эту историю?

Он был настолько раздражен этим грозным тоном, что начал возмущаться в ответ:

– Покажите мне хотя бы один знак, запрещающий детям здесь сидеть. Это часть внутреннего двора, всем разрешено здесь ходить. И вообще, кто вы такой?

– Оглянитесь, вы видите здесь хотя бы одного ребенка?

Непроизвольно он осмотрелся вокруг: справа от него был необычайно симметричный Диван-и-Хас, позади, словно шкатулка с драгоценностями, расположился Дворец турецкого султана, и во всем огромном дворике, где стояли все эти здания, не было видно ни одного ребенка. Все эти туристы в ярких одеждах, которых он видел раньше, куда-то исчезли. Было видно всего пару человек, которые стояли в арках дворцов или в коридорах с колоннами, но во внутреннем дворике не было никого, детей уж точно не было. Не веря собственным глазам, он обернулся еще раз вокруг себя, чтобы убедиться в том, что никто не ускользнул от его взгляда. Нет, никаких детей не было. Мужчина тоже куда-то исчез. Вдруг у него появилось странное чувство, как будто внутри него образовался какой-то вакуум, но затем это ощущение быстро прошло.

– Т-ты видел… мм… мужчину, который только что тут стоял? Куда он делся?

Мальчик покачал головой.

– Но… но ты же видел, что он говорил со мной? Он почти что кричал на нас.

– Говорил с тобой? Чего-о?

А, ну конечно, он же говорил на хинди, мальчик просто не понял ни слова.

– Но… но… – начал было он, как вдруг внутри него возникло чувство пустоты и бессмысленности происходящего, которое словно выбило у него почву из-под ног, а его самого сделало невесомым.

Он протянул руку сыну и почувствовал в своей руке теплую детскую ладошку и маленькие пальчики. У него появилось желание никогда их не выпускать и в то же время сжать их до хруста, настолько мощной была эта волна любви и ужаса, угрожавшая сбить его с ног. Он схватил мальчика и побежал с ним во Дворец турецкого султана, но даже не увидел, какую работу проделали мастера: каждый миллиметр дворца был покрыт мелкой резьбой, изображающей сады, деревья, листья, цветы, птиц и животных, геометрические фигуры и абстрактные рисунки. В другое время он бы подробнейшим образом их все рассмотрел, но сейчас его внимание было рассеяно, мысли витали где-то далеко и все, что он видел, – это безжизненную работу ремесленников, выполненную с помощью специальных инструментов. На одной из нижних панелей головы птиц, сидевших на ветках райского сада, были частично разрушены. Зверь, крадущийся чуть ниже, также лишился морды и из-за этого был больше похож на обезглавленного человечка. Такие ассоциации натолкнули его на мысли о ритуальных жертвоприношениях. Он испытал чувство отвращения. Изуродованная временем резьба стала похожа на картины Босха с его вымышленными тварями, созданными больным воображением художника. Если бы резьба сохранилась в первоначальном виде, то она, безусловно, была бы прекрасной. Тусклый свет помещения снова начал играть с его восприятием. Цвета и очертания предметов стали размытыми и начали трансформироваться. Это можно было сравнить с плывущим по небу облаком, что сначала напоминает верблюда, который курит трубку, а потом постепенно приобретает силуэт ребенка, везущего в коляске слоненка. Однако в его случае не было никакого внешнего воздействия, которое объяснило бы трансформацию одной фигуры в другую.

Он заставил себя прочесть несколько строк из путеводителя, но не смог уловить их смысл, будто они были просто набором слов.

– Тебе нравится то, что ты видишь? – спросил он у сына. – Можешь сказать мне, кто здесь изображен? – У него не получалось говорить бодрым голосом, как он ни старался.

Мальчик покачал головой.

– Ладно, давай с тобой посмотрим что-нибудь другое.

По правде говоря, никакая красота не могла бы заставить его остаться в сумраке этих интерьеров.

Буйные краски раскинувшихся зеленых лужаек и высаженных кустиков бегонии отражали свет так ярко, что ослепляли. От густых зарослей цветов рябило в глазах, и могло показаться, что они дрожали под его взглядом. Буквально схватив сына в охапку, он побежал к маленькому, симметричному зданию и остановился в его тени. В путеводителе было сказано, что это Дворец Мариам. Цвет дворца наталкивал на мысль, что, должно быть, в давние времена его пропитали кровью. Под каменным навесом располагались вентиляционные люки (он решил, что это именно люки, ведь не могли же быть окна такими маленькими), они были похожи на прищуренные глаза, и со стороны это выглядело так, будто здание бдительно наблюдает за всем, что творится вокруг. Внезапно он поймал себя на мысли, что все стены, камни, купола, весь внутренний дворик являются единым организмом, который сейчас наблюдал за ним и его сыном.

Был кое-кто еще: ангел над дверным проемом. Заметить его можно было только случайно. Краски выцвели от времени – его специально покрыли защитным лаком, но он, по всей видимости, был выбран неправильно и только усилил эффект старения. Создавалось впечатление, будто ты смотришь в портал, соединявший тебя с временами глубокой древности.

Он крепко держал сына за руку, и они шли до машины так быстро, как позволяли физические возможности шестилетнего мальчика. Бо́льшую часть дворцового комплекса они не посетили, но он уже видел достаточно. Сама атмосфера этого места была гнетущей, будто обычные законы физики там не действовали. Он предвидел то, что сейчас может произойти, и оно не заставило себя ждать. Из одного из зданий вышел человек-лис и встал в углу под куполообразным навесом. Его было так хорошо видно, будто он был очень близко и между ними не было того огромного расстояния, которое существовало между противоположными сторонами площади. Затем этот мужчина скрылся в темном интерьере здания. Это было почти невозможно, но он ощущал, что точно знает, что произойдет дальше, даже почему визуально так сильно сократилось расстояние. То место, где стоял незнакомец, называлось Павильоном астролога; он странным образом знал и это, хотя они не ходили в ту часть дворика. Инстинкты подсказывали ему, что, когда они поспешили уйти, место стало преследовать их и наблюдать за ними.

Ожидая машину, он взглянул на небо: оно выглядело как огромный холст, залитый красной и оранжевой краской; небо было таким вовсе не из-за солнца, а потому что отражало ярко пылающий красный песчаник, который, казалось, горел, не затухая.

На обратном пути им встретилась огромная процессия мужчин, которые громко кричали и медленно шли по проезжей части; все дорожное движение намертво встало. Как только протестующие стали приближаться, пассажиры машин стали закрывать окна до упора. Вероятнее всего, это был предвыборный митинг, хотя он не мог точно сказать – все плакаты были на урду, которого он не знал. Прочитать слоганы и понять смысл доносившихся до него слов он не мог, будто находился в чужой стране. Мальчик прижался носом к окну – он никогда не видел ничего подобного.