Территория чувств - Елена Ронина Страница 5

Алексей всё пытался разобраться в том, что произошло в семье сестры. Прошло пять лет с тех пор, как Зоя приезжала к нему с мужем. И всё последующее время Алексей жил приездом сестры. Вспоминал, что, почему, больше себя ругал, почему то не показал, это не купил, здесь одёрнул. А вдруг они чувствовали себя здесь не no-домашнему а вдруг им было у него плохо? В голову бы не пришло, что Василий был уже болен. Наоборот, Зоя всё хваталась за бок и бесконечно говорила про болезни. Вася, как всегда с юмором, похохатывая, осматривал его житьё-бытьё:

– Буржуй, стало быть! Буржуй, Лешка. Да, слушай, у нас и Санька тоже теперь буржуй. Слыхал, как живем? Это тебе не наши ахтубинские восемь соток. Променял я, Леха, свою жизнь на буржуйскую. Да-а!

– Да ладно тебе, – останавливала мужа Зоя. – Плохо, что ли, живёшь?

– Живу в людях!

– В каких ещё людях, у собственного сына! У единственного, и потом в доме, купленном на деньги, которые сам ему и дал.

– Вот, Лёшка, учись у меня, и мой тебе завет: никогда своего дома не отдавай ни сыну, ни зятю, ни любимому, ни разлюбимому!

– Хватит тебе жаловаться! – Зоя нервничала. Вот странное же дело, как сама жаловаться начинала, так её не остановишь, как начинал говорить Василий, тут же заступалась за сына, одёргивала мужа, обижалась, как маленькая.

– Так я не жалуюсь, – Василий и, правда, говорил вроде как смехом, для всеобщего веселья. Но какую-то грусть щемящую Алексей слышал в его словах.

– Ты понимаешь, он нас привёз и говорит: «Живите, всё тут ваше». А скажи, как может быть это нашим, если построено всё не по уму, всё неправильно. Ну, ты понимаешь, всё! Разве это может быть нашим?! Смех, да и только. Я уж не говорю про вентиляцию, руки пооборвать тому строителю. «Ваше…» Было б наше, возьми да посоветуйся: «Папа, скажи, где кладовку делать, куда должны окна выходить, по сколько метров какая комната должна быть». А то: «Мама-папа, всё тут ваше, и вот вам комната, на третьем этаже, самая большая». А как нам туда переться? Ты же знаешь, что у меня ноги? А? Ну что тут поделаешь? Привёз меняна недельку посмотреть, ну, я на месяц остался, попытался что-то исправить, что в моих силах. Но ведь окна не расширишь, лестницу переделывать не станешь! Вот у тебя девки, может, они вникать-то лучше будут? А?

– Девки, Вась, уже не у меня, они принадлежат немецкой системе.

– Ой, слушай, а Алька-то всё улыбается. Неужели по-нашему не выучилась? Это ж позор какой?

– Вася, Вася, – вступилась Зоя, – я вижу, она всё понимает. Буквально всё. Вот вчера говорю: «Отядрит твою», – так она расхохоталась.

– А ты нашла, что говорить!

– Так как же промолчать, Вась, я ж попыталась тарелки в раковине сполоснуть, ну скажи, что из-за одной тарелки машину вашу запускать. Я машину у Саньки запускаю, когда все вместе ужинать садимся, а если сама чаю попила, так уж и сполосну. А Лешка прям как коршун: «Не мой, не смей, зачем!»

– Эх, Зоя, не видишь: экономия у них, воду берегут. Здесь воду берегут, там мусор собирают. Молодцы, что говорить, правильно живёте.

Алексей очень хорошо помнил этот разговор. Целый день родственники провели на речной прогулке вокруг самой большой гавани Европы Дуйспорт, столько эмоций и впечатлений, что спать не хотелось. Вся компания собралась на лужайке перед домом. Алексей расстелил небольшую льняную скатерть, достал складные стулья, и все трое пили пиво, закусывая хрустящими палочками.

– Привык, Леха? – Василий сделал два больших глотка. Алексей от души порадовался, немцы так смачно пить не умеют. Для них что, пиво и пиво, вон каждый день можно выпить. А здесь – праздник!

– Приспособился, Вась.

– Вот и я о том. Вот жили мы с Зоей, был у нас домик, небольшой, сад был. Ну, ты помнишь, виноград у меня рос, абрикосы. Ты помнишь мои абрикосы? А виноград помнишь?

Леша кивал, он был бесконечно рад своим гостям. Почему они так долго не приезжали, или он их не приглашал? Да нет, конечно, приглашал, только собраться ведь – это целое дело, не говоря уже про приглашения и получение виз. И потом, вот именно, был этот дом, и сад, и виноград, и нельзя было тот дом бросить. То за урожаем ухаживали, то его собирали, потом стерегли дом, чтобы не обокрали. И вот переехали к сыну в Москву, чужое стеречь неохота, сразу и выбрались к Алексею в гости.

Друзья любовались на яркие звёзды в немецком небе, удивлялись необыкновенной тишине – даже собаки не лают – и вспоминали, вспоминали.

– А вино, вино моё помнишь? Ни у кого такого вина не было! Продали дом слету. Очередь стояла, аукцион устроили!

– Вася, да ладно тебе! – Зоя пыталась перевести разговор на другую тему. – А смотрю, у вас никто огород не разводит, одна трава сплошная, Алеша, почему, а? Ленивые, я так думаю.

– Немцы? Ленивые?! – Вася аж подскочил на стуле. – Ну, ты, мать, даешь! Ты посмотри, какая везде чистота, стерильность прямо-таки. И все улыбаются, у всех прекрасное настроение. Даже в Ахтубинске не так. А сейчас как мы живем, я тебе, Лёшка, передать не могу. Посадил Саня нас с матерью за высокий забор, и сидим там, друг на друга целый день смотрим. Ни выйти, ни войти. Дурдом. Нет, ну я не выдержал, в первый же день пошёл стучать в соседские калитки. Так ты представляешь, чучмек какой-то выскочил, на поводке у него волкодав, и кричит: «Уйди, уйди!» Говорю: «Почему я должен уходить, я Ваш сосед, молодой человек, пришел с Вами познакомиться». А он сквозь лай этот звериный: «Уйди да уйди». У вас тоже тут так?

Алексей посмеивался и потягивал пиво.

– У нас чучмеков нет. Собак, конечно, тоже на тебя не выпустят, только в калитку никто звонить не будет, позвонят, если нужно, по телефону, чтобы договориться о встрече.

– Так где ж телефон взять? Вот если мы, к примеру, только приехали?

– Справочники телефонные есть, можно записку в почтовый ящик бросить, такое красивое приглашение, всё продумано, чтобы соседи жили дружно, не нарушая чужой покой.

– Ты хочешь сказать, что я нарушаю чужой покой? Вот и сестра твоя меня ругала: «куда прёсся, куда прёсся»? Жить я сюда приехал, и не могу я за забором сидеть, как собака какая. Ну, позавтракали, ну, в доме прибрали, ну, чай попили, телек посмотрели, обед приготовили. Дальше что? Жизнь, что ли? А Санька обижается: «Чего вам не хватает, что ты, пап, нервничаешь?» Не привыкли мы с матерью без дела. Вот ты меня понимаешь?