Дальний умысел - Том Шарп Страница 5

— Но не в таком омерзительно подробном исполнении, — заметил Френсик, отхлебнув вина. — И без лоуренсовщины. Вообще же это как раз наш козырь: ему — семнадцать, ей — восемьдесят. За права престарелых! Разве не звучит? Да, кстати, когда Хатчмейер будет в Лондоне?

— Хатчмейер? Ты что, обалдел? — удивилась Соня. Френсик протестующе помахал вилкой с длинной макарониной.

— Ну-ну, выбирай выражения. Я тебе не хиппи.

— А Хатчмейер тебе не «Олимпия Пресс» [6]. Он мещанин до мозга костей и к этой книге близко не подойдет.

— Подойдет, если подманим, — сказал Френсик.

— Подманим? — недоверчиво спросила Соня. — Это как?

— Я, собственно, решил запродать книгу самому что ни на есть почтенному лондонскому издателю, — сказал Френсик, — а уж потом перепродать права Хатчмейеру в Америку.

— Кому же это ты здесь запродашь?

— Коркадилам, — сказал Френсик.

— Старинная, обомшелая фирма, — покачала головой Соня.

— Вот именно. — сказал Френсик. — Престижная. И на грани банкротства.

— Им сто лет назад надо было отделаться от половины своих авторов, — сказала Соня.

— Ладно от авторов, лучше бы отделались от главы фирмы, от самого сэра Кларенса. Ты его некролог читала? Оказалось — нет, не читала.

— Очень любопытно. И поучительно. Сколько, ах, сколько у него заслуг перед Литературой! То бишь сколько напечатал он поэтов и романистов, которых никто не читал и не читает! В итоге — банкротство.

— Вот, значит, и не смогут они купить «Девства ради помедлите о мужчины».

— Купят, куда они денутся? — сказал Френсик. — На похоронах сэра Кларенса я перекинулся парой слов с Джефри Коркадилом. Он по стопам отца не пойдет. Коркадилы выкарабкиваются из восемнадцатого столетия, и Джефри нужен бестселлер. Они возьмут «Девство», а мы пощупаем Хатчмейера.

— И, по-твоему, на Хатчмейера это подействует? — усомнилась Соня. — Что ему Коркадилы?

— Как что, а почет? — сказал Френсик. — У них же монументальное прошлое. На камин-то Шелли опирался, в кресле-то непорожняя миссис Гаскелл сидела, а на ковер и вовсе Теннисона стошнило. А сколько первоизданий! Хоть и не вся «великая традиция», а все же изрядный кусок истории литературы. И в такую преподобную компанию Коркадилы возьмут наш роман — за бесценок, конечно.

— Ты думаешь, автору этого хватит? А деньги ему нипочем?

— Деньги он получит от Хатчмейера. Мы его, голубчика, хорошенько выдоим. Но автор, конечно, небывалый.

— Судя по книге — да, — сказала Соня. — А еще почему?

— Непробиваемый аноним, — сказал Френсик и изложил инструкции мистера Кэдволладайна. — Так что у нас своя рука владыка, — заключил он.

— Дело за псевдонимом, — сказала Соня. — Убьем-ка мы сразу двух зайцев: пусть автора зовут Питер Пипер. Хоть раз в жизни увидит человек свое имя на книжной обложке.

— Ты права, — грустно согласился Френсик. — Боюсь, что иначе бедняге Пиперу не видать этого как своих ушей.

— Вдобавок сэкономишь на ежегодном обеде и не придется читать новую версию «Поисков утраченного детства». У него какой сейчас образец?

— Томас Манн, — вздохнул Френсик. — Фразы на две страницы — заранее ужас берет! А ты думаешь, можно эдак-то разделаться с его литературными мечтаниями?

— Как знать? — возразила Соня. — Поглядит человек на свою напечатанную фамилию, почувствует себя на какое-то время автором — может, и хватит с него?

— Да, уж либо так, либо никак, это я более чем головой ручаюсь, — сказал Френсик.

— Ну вот, и ему кое-что перепадет.

После обеда Френсик отправил рукопись Коркадилам. На титульном листе, под заглавием, Соня припечатала «сочинение Питера Пипера». Френсик долго, убедительно разъяснял по телефону ситуацию Джефри Коркадилу и запер свой кабинет вполне собой довольный.

Через неделю редколлегия Коркадилов обсуждала «Девства ради помедлите о мужчины» перед лицом прошлого, осенявшего развалины их издательской репутации. Панельные стены зала заседаний были обвешаны портретами знаменитых покойников. Шелли среди них не было, миссис Гаскелл — тоже; их замещали меньшие светила. В застекленных шкафах выстроились первоиздания, а музейные витрины хранили писательские реликвии. Перья гусиные и перья стальные, послужившие автору «Уэверли» [7], перочинные ножички, чернильница, которую Троллоп будто бы забыл в поезде, песочница Саути и даже кусочек промокашки, который, будучи поднесен e зеркалу, обнаруживал, что Генри Джеймс однажды, на удивление потомству, написал пошлое слово «дорогая».

Посреди этого музея, за овальным столом орехового дерева, сидели, соблюдая еженедельный обряд, директор издательства мистер Уилберфорс и главный редактор мистер Тэйт. Они прихлебывали мадеру, грызли тминные печеньица и неодобрительно поглядывали то на рукопись, лежавшую перед ними, то на Джефри Коркадила. Трудно сказать, что им больше не нравилось — она или он. Замшевый костюм в обтяжку и вышитая сорочка Джефри Коркадила были совсем не к месту. Сэр Кларенс весьма бы не одобрил. Мистер Уилберфорс подлил себе мадеры и покачал головой.

— Я категорически против, — сказал он. — По-моему, совершенно несуразно и даже непредставимо, чтобы мы освятили своим именем, титуловали бы, так сказать, публикацию этого… опуса.

— Вам что, книжка не понравилась? — спросил Джефри.

— Не по-нра-ви-лась? Да с моей стороны просто подвиг, что я ее дочитал.

— Ну, на всех не угодишь.

— Нам никогда и не предлагали ничего подобного. Все-таки таки подумать о собственной репутации…

— И о собственном превышении кредита, — сказал Джефри. — Говоря напрямик, нам надо выбирать между репутацией и банкротством.

— Но зачем же такая, бывают и другие книги, — взмолился мистер Тэйт. — Вы ее хоть прочли?

— А как же, — кивнул Джефри. — Я знаю, отец мой взял себе за правило не читать никого после Мередита, но я…

— Ваш бедный отец, — с чувством сказал мистер Уилберфорс, — должно быть, ворочается в гробу при одной мысли о…

— Да-да, именно в гробу, где к нему, надо полагать, скоро присоединится так называемая героиня этого омерзительного романа, — добавил мистер Тэйт.

Джефри поправил сбившийся локон.

— Помнится, папу кремировали, так что затруднительно ему будет ворочаться, а ей — присоединяться, — небрежно заметил он. Мистер Уилберфорс и мистер Тэйт стали торжественны, а Джефри вернул на лицо дружелюбную улыбку. — Итак, насколько я понял, ваши возражения сводятся к тому, что в романе описана любовная связь семнадцатилетнего юноши и восьмидесятилетней женщины?