Каиново колено - Василий Дворцов Страница 49

Первое — это знать от кого зависит «разрешить» тебе или «не разрешить»? В конечном счёте, формальное решение об этом принимает директор театра. Это вроде как его компетенция и ответственность. Но это о-очень формально.

Второе — кто против? Прежде всего, против Сергея было министерство культуры Автономной республики Бурятия. Которое располагалось, как и всё здесь, на той же улице Ленина. Ибо пикантность ситуации заключалась в том, что в дни своего холостяцкого загула, будучи весьма неразборчивым к причинно-следственным связям, он умудрился дважды наставить рога замминистра культуры. Да-да, конечно, Кульман был стар и сед, да-да, конечно, с ним его несколько более молодой жене было не житьё. И много лет не уже сменявшейся секретарше тоже. Всё у них только и держалось на его очень не бедной сакле. Скандальчик получился тихий, но ядовитый, так как в весьма невеликом городе товарищ замминистр редко кого из творческой интеллигенции чем-нибудь да не обидел. Поэтому в позапрошлое лето Кульману, его жене и секретарше было трудно сохранять свои хорошие мины, слишком громко и насмешливо тикавшие подле трёх, почему-то одинаково оскорблённых изменой сердец. Кто ж кого оскорбил? Секретарша жену, жена мужа или Сергей всех? Да, тут теперь ни конём, ни кинжалом прошлое не исправишь, и на будущее не задобришь — это министры меняются, а замы остаются на века. Тем более в такой вот, абсолютно автономной республике.

Третье — кто за? Враг твоего врага — твой друг. Кому-то ведь не дали мастерскую с видом на Селенгу, не заказали оперу о новом урожае, кого-то издали меньшим тиражом… У каждой медали существует обратная сторона, и здесь уже пошли плюсы от компактности проживания в центре. Неожиданно первым, кто пришёл на помощь, оказался тесть. Тесть, который всё время их совместного семейного счастья вел себя по отношению к Сергею подчёркнуто доброжелательно, словно к соседу по гостинице или больничной палате и только. Так вот, Никанорыч так же аккуратно и вежливо выспросил, что Сергею конкретно нужно, и что и кто ему мешает, а потом повстречался с кое-кем в совмине в рабочее время, с кое-кем в управе в нерабочее. Чиновник чиновнику друг, товарищ и брат, если, конечно, они не напоминают друг другу о прошлых услугах, и не намекают о дальшейших. И ещё. Восток дело тонкое, тут кроме должностных факторов нужно всегда учитывать и клановые: кто чья родня, пусть даже на самом седьмом колене, — кровь в Забайкалье дело святое. Например, если ты вдруг захочешь дружить с просто симпатичным тебе человеком, а тем паче ходить с ним друг к другу в гости семьями, то для этого вначале ты обязан найти у себя троюродного племянника, женатого на сводной дочери его младшей тёти. Иначе дружба невозможна. Никак. В принципе. И тут-то Никанорыч был совершенно незаменим, ибо только он, как исконно местный кадр, каким-то для Сергея необъяснимым образом был способен держать в голове целые гектары родословных деревьев. Он их не только знал их от корней до плодовых завязей, но и умело использовал едва заметные для посторонних тойонные и тотемные знаки самых лощеных столичных деятелей для распознания их пастушьего происхождения из того или иного улуса. Никанорыч интуитивно точно пробирался в самых непролазных дебрях, что-то нюхал, что-то жевал и сплёвывал, но распутывал любые головоломки: кто, с кем, когда, почём. И за сколько отступится.

Конечно, Сергей тоже нажимал, где только мог. Где «только» сказано никак. Ему, «залётному артистишке, развратному пьянице и наглому лгуну» для реализации амбиций оставались только «левые» внепрофессиональные связи. Ну, да, они самые саунно-банные, по старой памяти, с бывшими комсомольцами и вечными кэгэбэшниками. Даже на открытие охоты съездил. Для этого ему опять пришлось попотеть, а Ленке потерпеть. В прямом и переносном смысле.

И вот разговор с директором театра у него состоялся по инициативе директора театра. Можно было честно бледнеть и не скрывать своего волнения. Да-да, именно от понимания возлагаемой на него ответственности: в такое финансово трудное время поставить спектакль, в общем-то не имея режиссёрского образования… но Сергей опытный актёр, много игравший и ещё больше видевший, имеющий заслуженный авторитет у товарищей… поэтому дирекция надеется, что первый блин не будет комом… и театр сможет доказать, что обладает своими собственными кадрами, которые успешно… да, Сергей, относится с пониманием степени риска дирекции и постарается оправдать возложенное сверху… Ну, там и так далее, и тому подобное словоблудие, очень похожее на чернильное пятно ретирующейся каракатицы. Расстались в дверях с взаимным предчувствием непростоты дальнейших отношений. Но с долгим потряхиванием рук на пороге и прищуристыми улыбками от уха до уха. После чего решением ближайшего худсовета срок будущей премьеры определился на начало декабря. Чтобы театру можно было успеть сваять ещё какую-нибудь залепуху к новогодним каникулам.

Гип-гип, ура! Приказ на стене, можно приступать. Нужно приступать! Теперь другое исчисление очерёдности. Первое — роли. Второе — художник. Третье — музыка. Второе решалось прежде и проще первого, ибо кого можно было бы ещё искать в Улан-Удэ себе в сценографы, как не Александрова? Третье тоже было чисто технической проблемой. А вот первое… Первое…

Сашка Александров был главным художником в оперном, но окучивал костюмами и макетами декораций всю театральную и клубную республику от края и до края. И даже Иркутск не оставался в забвении. Куда только деньги девал? Познакомились они ещё в самые первые дни сергеева прибытия, и сразу сошлись, как будто в один горшок в детском саду писили. Убеждённый тридцатидвухлетний холостяк, уже без всяких потуг на семейное гнёздышко, Сашка в обязательном порядке два раза в неделю ночевал не в своей чисто и дорого обставленной однокомнатной квартире с шикарными коллекциями джаза, оружия и библиографического антиквара, а в захламлённой, тесной и вонючей мастерской. Это чтоб не расслабляться, а заодно лишний раз не мять постель и не готовить. Слегка подкисший винегрет и чуток пересолённая рыба в твёрдом тесте из ближайшей домовой кухни были надёжными гарантами суверенности и чёткой ограничительной чертой женского влияния. Творчески одарённые барышни, все подряд млевшие от его мелкокудрявой светлого льна бороды и обильной тёмного мёда шевелюры, вздыхая и плача, всё же более двух раз свою ему руку не предлагали. Да и на что надеяться, если короткий путь к сердцу был так прочно забаррикадирован общепитом? А через длинный нужно было постоять в ой какой конкурсной очереди. И ещё Сашка обожал обожателей. От этого вокруг его, бессменно покрытого ярко рыжим в чёрную полоску свитером, могучего тела суетным роем вились какие-то блеклые неудачники и начинающие. Как безликие и бесполые пчёлы около своей величественной матки. Кто-то помогал с макетом, кто-то бегал по поручениям, кто-то просто сплетничал или вымогал до аванса. Два-три человека, как минимум, сопровождали его везде, и, кажется, даже заходили с ним везде, кроме как в квартиру. Ибо в квартиру принимались только избранные, да и то по великим праздникам души: ибо накопленное там искусство принадлежало тому, кто его понимал. То есть, конечно же, ему, Александрову.

— Ты только правильно всё рассуди: старая вещь, раритет, она, ведь единична, ну, интимна до предела — как личное письмо. А письмо, оно же всегда тет-на-тет, это же не тиражная книжица, а штука, одна штука. Письмо от друга или недруга, это не важно, главное — контактность. Важно, что это соприкосновение не человека и вещи, а человека с человеком — через вещь. Великую вещь, даже если миниатюрную, всё равно могучую, преодолевшую времена и расстояния. Ведь это надо понимать, что если она прожила и выжила свои двести-триста лет в нашем безумном и просто ублюдочном мире, то только лишь в силу энергоёмкости. Силовой заряженности от энергетичности своего создателя. То бишь, от его таланта, его мудрости, души. В творении мастер присутствует всегда. И навсегда. И вот, когда держишь в руках клинок или фарфоровую игрушку, и, если ты и сам не совсем дурак или баба, то читаешь всё то, что когда-то где-то думал и чувствовал их мастер. Это всё записано в вещи изнутри. Всё, вплоть до сомнений или психоза. Только доверься и расслабься. Вещь нужно видеть не одними глазами только. Затихни. И конверт раскроется. А снаружи добавили автографы их предыдущие хозяева. Смотри: кракелюр, выщерблины, раковины… Тут тоже встречается полный восторг: у кого же они порой побывали…