Кто, если не я? - Катажина Колчевська Страница 4

– Роберт, что с ними? Где они?

– Нам по телефону сказали только, что Гося в реанимации, а с Олей все в порядке. Обе в больнице Святого Йосифа. О Павле ничего говорить не захотели. Не знаю, как он. Мы так переживаем, Аня. Боимся самого худшего, – отрывисто сказал Роберт.

– Не говори так, мы же еще ничего не знаем. Слышишь! Даже думать не смей о таких глупостях! – одернула я его.

«Нужно все разузнать, все точно выяснить», – лихорадочно думала я. Нельзя сейчас поддаваться панике.

– Оля ехала с ними? Боже, Роберт, ну зачем они взяли ее с собой! – воскликнула я.

– Конечно, с ними. Они же на праздники ехали. Как же они могли ее оставить?

– Где вы сейчас? – попыталась выяснить я.

– Выезжаем из Варшавы, будем там через три часа.

– Я тоже выезжаю, встретимся на месте! – заявила так твердо, как только смогла.

Я разговаривала с Робертом, но все время слышала всхлипы Магды.

Господи, ну почему меня не оставят в покое? Я села в машину и поехала.

Меньше чем за час добралась до больницы, спросила, где можно найти дежурного врача из реанимации, и постучала в дверь.

Я его разбудила. Он оказался совсем пацан, лет на двадцать младше меня. «Он вообще хоть что-то умеет?» – подумала я и уже смотрела на него, как на врага.

– Вам сегодня привезли молодую пару после аварии. Я хотела бы узнать, в каком они состоянии?

Неожиданно я поняла, что не знаю фамилию Госи по мужу. Примчалась узнать, как они, а даже не представляю себе, о ком спрашивать.

– А вы член семьи?

– Тетка.

– У них больше нет близких родственников? Родители?

– Моя сестра с мужем сейчас едут сюда, будут через час. Пан доктор, я сама врач, можете мне все рассказать.

– Пожалуйста, присядьте. У нас в отделении только женщина, – он потянулся за бумагами, – пани Малгоржата Урбаник. Она в очень тяжелом состоянии. Травма головы и повреждение внутренних органов. Пани доктор, если честно, мы не знаем, доживет ли она до утра, – сказал он спокойно. Знаю я ваши штучки!

– Что значит «доживет ли»? Сделайте все, чтобы дожила. Она должна выжить. Что вы сейчас предпринимаете? Оперируете, проводите анализы? – Я почти кричала, задавая ему вопросы и высказывая претензии.

– Сейчас мы ждем.

– Чего вы ждете? – взорвалась я. – Чего ждете?

Мои надпочечники вырабатывали литры адреналина, повышая давление до предела. Артерии еле выдерживали. Мысли путались. Возбужденные мышцы спровоцировали дрожь в руках, с которой я не могла справиться.

Молодой врач смотрел на меня, как на капризного пациента, и соображал, как от меня отделаться. Я ненавидела его за то, что вынуждена находиться здесь и вести этот разговор.

– Успокойтесь, пожалуйста, – сказал он неприязненным тоном. – Она в тяжелом состоянии, слишком много внутренних повреждений. Сейчас мы ждем консультацию нейрохирурга. Мы считаем, что у нее могла наступить смерть мозга.

– Считаете? Вы так считаете? Так почему тогда ничего не делаете? Где начальник отделения? Я хочу поговорить с ординатором! Если он закончил смену, то вытащите его из дома. Слышите! Немедленно! – орала я.

– Успокойтесь, пани. Как только получим результаты анализов, примем решение об операции. Но пока мы можем только ждать, – сообщил он спокойным тоном. Он был хорош, я признавала это. И оттого еще больше ненавидела.

– Ждать! Ждать! Чего мне ждать? Сейчас приедут ее родители, и что я должна буду им сказать? Что их дочка умерла, пока вы ждали?

Я понимала отчасти, что зря срываю на нем злость. Понимала, что этот мальчишка не может мне помочь, и именно беспомощность доводила меня до отчаяния. Когда я думала о Малгосе, о той очаровательной девочке, которую помню с рождения, за грудиной начинала пульсировать боль. Я пообещала себе, что не буду думать о самом худшем. Только не сейчас. Сейчас надо было что-то делать!

– Я понимаю, что вы нервничаете, но вы же сама врач и знаете, что бывают ситуации, в которых мы просто бессильны. Мы можем только ждать. Это жизнь, а не серия «Скорой помощи». Пытайтесь не думать о плохом, – холодным, заученным тоном ответил мне мальчишка.

Я молчала целую минуту. Отчаянно искала в этой ситуации хоть что-то, что могло зависеть от меня, что я могла изменить.

– А как ребенок? – вдруг воскликнула я.

– Насколько я знаю, девочка в аварии практически не пострадала и сейчас находится в педиатрии, – ответил он вежливо, но тем же тоном.

– А что с Павлом? Это ее муж.

– Его к нам не привозили.

– Не знаете, где он может быть? Может, в другом отделении? Если бы с ним все было в порядке, то он сейчас сидел бы рядом с Малгосей. Если его здесь нет – значит, что-то случилось. Может, его в другое отделение положили? – допытывалась я, надеясь, что хоть тут я что-то смогу сделать.

– Насколько я знаю, в нашу больницу его вообще не привозили.

– Значит, он в другой больнице? Конечно же, в другой. Кто еще сегодня дежурит? – Теперь, когда у меня появилась цель, я почувствовала себя лучше.

– Вот номер «скорой». Можете позвонить и спросить, – сказал он и зевнул.

– А откуда можно позвонить? Телефонной карты у меня нет, и купить ее сейчас негде. Можно отсюда?

Не похоже это было на просьбу, да и прозвучало не совсем вежливо.

– Мы не разрешаем пациентам пользоваться нашим телефоном.

– Где вы тут, молодой человек, пациента видите? – рявкнула я.

– Ну… ведь… – начал он несмело.

– Пожалуйста, сынок, набери этот номер и дай мне трубку. Видишь, у меня руки дрожат. Иначе я буду тут сидеть, пока ты этого не сделаешь, – заявила я, медленно и четко выговаривая каждое слово. Я старалась говорить спокойно и веско.

Видимо, в моем голосе было что-то такое, что заставило парнишку выполнить мою «просьбу». Через минуту я выяснила, что случилось с Павлом. Я готова была поспорить, что этот молодой идиот тоже все знал, вот только по какой-то непонятной причине не хотел мне говорить.

– Желаю тебе, сынок, если окажешься в такой ситуации, нарваться на такую же сволочь, как ты сам, – пожелала я ему ледяным голосом, выходя из кабинета.

Может, он не заслужил такого отношения, но я была в ярости. Я злилась на свое бессилие, на Магду, которой мне придется все рассказать. На этого молодого докторишку, который ничего не делал. На Павла, из-за того, что он попал в аварию и погиб. Злилась на Госю, которая лежала сейчас, опутанная трубками, и отказывалась дышать. Да что они себе думают! Какое они имели право взваливать это на меня? Плевать на все, я еду домой! Я слишком стара для такого. Зачем мне здесь торчать?! Помочь я ничем не могу, они сами все узнают и сами решат все свои проблемы. «Я умываю руки!» – решила я и твердо зашагала к выходу из больницы.