Птицы, звери и моя семья - Джеральд Даррелл

Зима выдалась суровая, и даже когда ей на смену вроде бы пришла весна, крокусам, обладающим трогательной и непоколебимой верой в смену времен года, приходилось упорно пробиваться сквозь тонкую корку снега. Низкое и серое небо готово было в любую минуту выдать очередной снегопад, а вокруг нашего дома завывал колючий ветер. В общем, погодные условия нельзя было назвать идеальными для посиделок, особенно в случае с моей семейкой.

Мы впервые собрались вместе в Англии после окончания Второй мировой войны, и надо же такому случиться, что в этот день мела метель. На моих домашних это подействовало не лучшим образом: повышенная раздражительность, обиды по пустякам и ни малейшей готовности прислушаться к чужому мнению.

Словно прайд угрюмых львов, мы все сошлись вокруг огня, полыхавшего так немыслимо ярко, что казалось, вот-вот займется дымоход. Моя сестра Марго пять минут назад притащила из сада сухое деревце, один конец которого засунула в камин, а второй спокойненько лежал на ковре. Мать как будто сосредоточилась на вязанье, но, судя по отсутствующему выражению лица и молитвенно шевелящимся губам, обдумывала меню завтрашнего обеда. Мой средний брат Лесли уткнулся в солидное пособие по баллистике, а старший брат Лоренс в свитере с высоким воротом, в каких обычно ходят рыбаки (к тому же слишком свободном, на пару размеров), стоял у окна и регулярно сморкался в большой ярко-красный носовой платок.

– Какая ужасная страна, – развернувшись, бросил он нам с вызовом, как будто мы персонально несли ответственность за установившуюся погоду. – Стоит только сойти на берег в Дувре, как на тебя набрасываются полчища микробов… Вы хоть понимаете, что у меня первая простуда за двенадцать лет? А все потому, что до сих пор у меня хватало ума держаться подальше от острова Пудинг. Кого ни встретишь, у всех насморк. Круглый год в Великобритании все только тем и занимаются, что ходят по кругу и сладострастно чихают друг другу в лицо… такая инфекционная карусель. И какой, спрашивается, шанс у тебя выжить?

– У тебя обычная простуда, а ведешь ты себя так, словно это конец света, – сказала Марго. – Почему мужчины такие нытики, не могу понять.

Ларри испепелил ее взглядом слезящихся глаз.

– Знаете, в чем ваша беда? Вам нравится быть мучениками. Только люди, склонные к мазохизму, способны жить в этом вирусном раю. Вы стагнируете. И вам нравится угасать в инфекционном море. Можно еще понять людей, которые ничего другого не видели, но после греческого солнца… Вам есть с чем сравнивать.

– Да, дорогой, – примирительно сказала мать. – Но тебе просто не повезло с погодой. Здесь бывает очень даже хорошо. Весной, например.

Ларри уставился на нее:

– Не хочется тебя выводить из затяжного сна, в котором ты пребываешь, как Рип ван Винкль, но весна уже наступила… и весьма своеобразная! Чтобы добраться до почты за корреспонденцией, надо запрягать упряжку с эскимосскими лайками.

– Полдюйма снега, – фыркнула Марго. – Ты все преувеличиваешь.

– А я с Ларри согласен, – заявил Лесли, выныривая из своей книги. – Настоящая холодрыга. Делать ничего не хочется. Даже толком не поохотишься.

– Вот-вот, – торжествовал Ларри. – Если в нормальной стране вроде Греции можно позавтракать в саду, а потом искупнуться в море, то здесь у меня так стучат зубы, что я вообще с трудом могу жевать.

– Хватит уже о Греции, – осадил его Лесли. – Сразу вспоминается Джерри с его кошмарной книжкой. Я целый год не мог выкинуть ее из головы.

– Целый год? – съехидничал Ларри. – А что тогда говорить обо мне? Ты себе даже не представляешь, какой урон моей литературной репутации нанесла эта карикатура в стиле Диккенса.

– Его почитать, так я ни о чем другом не способен думать, только об оружии и яхтах, – возмутился Лесли.

– А о чем еще?

– Больше всего он отыгрался на мне, – вступила Марго. – Сколько страниц он посвятил моим прыщам!

– По-моему, он изобразил всех вас довольно правдиво, – заявила мать. – А вот из меня сделал какую-то ненормальную.

– Ладно бы меня карикатурно вывели в хорошей прозе, – заметил Ларри и трубно высморкался, – но когда еще и стилистическая беспомощность… невыносимо.

– Одно название чего стоит, – продолжила Марго. – «Моя семья и другие звери»! Меня уже достали вопросом: «А из других зверей ты кто?»

– А мне название показалось довольно забавным, – сказала мать. – Только жаль, что лучшие истории туда не вошли.

– Да, верно, – согласился с ней Лесли.

– Это какие же? – с подозрением спросил Ларри.

– Например, как ты отправился на яхте Макса вокруг острова. По-моему, чертовски смешно.

– Если бы он это напечатал, я бы подал на него в суд.

– Ну и зря. Действительно смешно, – сказала Марго.

– А если бы он рассказал, как ты занималась спиритизмом? Это бы тебе понравилось? – ехидно поинтересовался Ларри.

– Вот еще! Он не посмеет, – ужаснулась Марго.

– То-то же, – позлорадствовал он. – А помнишь, Лесли, как на тебя подали в суд?

– Меня-то ты зачем сюда приплел?

– А кто жаловался, что он не вставил лучшие истории?

– Ах, я про все это даже забыла, – рассмеялась мать. – Мне кажется, Джерри, они смешнее тех, которые ты включил в книгу.

– Хорошо, что ты так считаешь, – сказал я задумчиво.

– Это еще почему? – уставился на меня Ларри.

– Потому что я решил написать про Корфу еще одну книгу и вставить туда все эти истории, – ответил я простодушно.

Это вызвало настоящую бурю.

– Я тебе запрещаю! – прорычал Ларри и оглушительно чихнул. – Категорически запрещаю.

– Не смей писать о моих занятиях спиритизмом! – выкрикнула Марго. – Мама, скажи ему!

– И о том, как на меня подали в суд, – проворчал Лесли. – Я этого не потерплю.

– А если хотя бы упомянешь про яхту… – угрожающе начал Ларри.

– Ларри, дорогой, можно не так громко? – попросила мать.

– Тогда запрети ему писать продолжение! – прокричал он.

– Не говори глупости. Как я могу ему запретить?

– Ты хочешь, чтобы все это повторилось? – прохрипел Ларри. – Банк потребует, чтобы ты срочно погасила кредит. Лавочники начнут на тебя многозначительно поглядывать. На пороге дома появятся анонимные бандероли со смирительными рубашками, от которых будут отрекаться все родственники. Кто у нас глава дома? Вот и запрети ему писать!