Рэт Скэбис и Святой Грааль - Кристофер Дейвс Страница 4

Мы не нашли ни одной папиной книги по Ренн-ле-Шато, и меня это не удивило. И не сказать, чтобы я огорчился по этому поводу. Но где-то через неделю, когда родители Рэта вернулись домой из Германии, он принес мне книжку в истрепанной мягкой обложке. «Проклятое сокровище Ренн-ле-Шато» Жерара де Седа. Пока мы раскуривались, я ее пролистал. Год издания – 1967-й. Скэбис сказал, что это – самая первая книга, в которой говорится о тайне Ренн-ле-Шато. Книжка была небольшая, текст был набран достаточно крупным шрифтом.

В общем, объем не пугал, и я дал Рэту слово, что непременно ее прочту.

– Да, чуть не забыл, – сказал Рэт уже на пороге, когда собрался уходить. – Я сегодня был у родителей и обнаружил у них в буфете на нижней полке пакет с песком. Я хотел его выбросить, и знаешь, что сказал папа? «Нет, пусть стоит. Мне его надо отдать. Его дают только под честное слово, что ты все вернешь».

– И что это значит? – не понял я.

Скэбис пожал плечами и, подмигнув мне таким «подмигом», каким могла бы гордиться сама Энн Робинсон, вышел за дверь.

– Его дают только под честное слово, что ты все вернешь, – крикнул он мне уже с улицы.

Я закрыл дверь, включил электрический чайник и сел читать «Проклятое сокровище».

Ренн-ле-Шато – это маленькая деревушка в провинции Лангедок, одной из красивейших областей Франции. Она стоит на вершине холма над рекой Одой. К югу от Ренн-ле-Шато возвышаются Пиренеи – отсюда меньше пятидесяти миль до испанской границы, – а чуть дальше к северу располагается средневековый город Каркассон. Это малонаселенная местность, одна из тех областей, где коз значительно больше, чем людей, а в 1885 году это был и вовсе забытый Богом уголок, удаленный от всякой цивилизации. В тот год церковные власти направили в приход Ренн-ле-Шато, в крошечную церквушку Марии Магдалины, нового кюре, Беранже Соньера.

Соньер хорошо знал эти места. Он родился в 1852 году в деревне Монтазель на другом берегу Оды, буквально напротив Ренн-ле-Шато. Его отец владел мельницей и какое-то время был мэром Монтазеля. Беранже был старшим из семерых детей – в добропорядочном католическом семействе – и в 1879 году получил посвящение в духовный сан. Прослужив несколько лет приходским священником в других деревнях долины Оды и проработав недолгий срок преподавателем в семинарии в приморском городке Нарбонне, он получил место в приходе Ренн-ле-Шато в возрасте тридцати трех лет. Судя по немногочисленным сохранившимся фотографиям Соньера, это был крупный мужчина: крепкого телосложения, широкоплечий, с волевым подбородком, квадратной челюстью, темными волосами и темными же глазами.

– Из него вышел бы замечательный вышибала в каком-нибудь ночном клубе, – однажды заметил Скэбис. – С ним бы просто боялись связываться.

Беранже Соньер приехал в Ренн с репутацией смутьяна – но человека скорее упрямого и непокорного, нежели сколько-нибудь злонамеренного. Он всегда прямо высказывал то, что думает, и, вероятно, его политические пристрастия (а Соньер был ярым роялистом) и откровенно промонархические проповеди раздражали тогдашнюю правящую республиканскую власть. Все время, пока он служил в Нарбоннской семинарии, он постоянно вступал в пререкания с начальством, и, должно быть, поэтому (во всяком случае, существует такое мнение) его быстро убрали из семинарии и «сослали» в Ренн-ле-Шато, крошечную деревеньку, затерянную у подножия Восточных Пиренеев, где в то время жили чуть больше двухсот человек и чья обветшалая, полуразрушенная церквушка была, наверное, самой разваленной церковью за всю историю христианства. Кто-то даже не поленился залезть на крышу и снять всю свинцовую кровлю, так что если на улице был дождь, прихожане сидели все мокрые – ободранная крыша не защищала их от непогоды. Дом приходского священника, примыкающий к церкви, находился в не менее плачевном состоянии, и плюс к тому роялистские симпатии Соньера повлекли за собой дисциплинарные меры, и ему несколько месяцев вообще не платили жалованья, так что в первые месяцы в Ренне ему пришлось снимать крошечную комнатушку в доме какой-то старухи.

Удивительно, как при таких удручающих обстоятельствах преподобный Соньер не сбежал из Ренн-ле-Шато в первый же день. Это было настоящее чудо. Хотя скорее всего ему просто некуда было идти. Но время шло, дни складывались в недели, недели – в месяцы, и постепенно его положение поправилось. Ему снова стали выплачивать жалованье от церковных властей: доход был достаточно скудный, но теперь Соньер мог хотя бы нанять служанку, восемнадцатилетнюю девушку, местную уроженку по имени Мари Денарно. Он знакомился с прихожанами, навещал кюре из соседних селений, занимался рыбалкой и много гулял по окрестным лесам. Вскоре Соньер обнаружил, что один из его предшественников завещал небольшую сумму «на нужды прихода». Эти деньги пошли на починку церковной крыши. Спустя два года у Соньера появилась возможность провести ремонт церкви благодаря щедрому денежному пожертвованию в 3000 франков, поступившему не от кого-нибудь, а от самой графини де Шамбор, чей покойный супруг в 1870 году отказался от французской короны, когда ему объяснили, что его требование заменить республиканский трехцветный флаг на прежний королевский штандарт Бурбонов никак не может быть выполнено.

И вот мы подходим к 1891 году, когда история скромного сельского кюре Беранже Соньера превращается из умилительно душещипательной в ошеломляюще умопомрачительную. Все началось с того, что Соньер решил что-нибудь сделать по поводу трещины в алтарном камне. Он распорядился, чтобы строители сняли камень с держащих его колонн, и с изумлением обнаружил, что одна из колонн была полой. Внутри был тайник, где лежало несколько пергаментных свитков, два из которых представляли собой рукописную копию отрывков из Библии на латыни. Соньер знал латынь и сумел прочитать оба текста, но его озадачило одно обстоятельство: в коротком отрывке некоторые буквы были расположены выше линии строк, а в длинном отрывке было зачем-то добавлено 140 лишних букв, причем как попало, без какой-либо последовательности. Очевидно, что это были какие-то шифры. Соньер забрал свитки домой и принялся тщательно их изучать. Два года спустя, в 1893 году, он отвез документы своему непосредственному начальнику, епископу Каркассона, и тот тут же отправил Соньера в Париж, оплатив все дорожные расходы и снабдив рекомендательным письмом к директору семинарии Сен-Сюльпис, известной своими экспертами в области церковной палеографии.

История Ренн-ле-Шато вообще полна тайн и пробелов и дает обильную пищу для домыслов и догадок. Доподлинно нам неизвестно, что было в Париже. Мы даже не знаем, действительно ли Соньер ездил в Париже. Единственное, что мы можем сказать наверняка – и тому есть зримое и осязаемое подтверждение, которое может увидеть всякий, кто сегодня приедет в Ренн-ле-Шато, – что начиная с середины 1890-х годов наш скромный сельский кюре принялся тратить деньги в таких количествах, как будто выиграл в лотерею.

Соньер начал с реставрации церкви Марии Магдалины, буквально поднял ее из руин и превратил в настоящий дворец красочной фантасмагории. Он не только отремонтировал здание снизу доверху, он украсил его изнутри и снаружи сверкающей позолотой, фресками и витражами, статуями и барельефами – всевозможными религиозными артефактами и готическими атрибутами. Некоторые сцены на фресках, представляющих крестный путь, изображения которого есть в любом католическом храме, были достаточно далеки от библейского толкования. Прямо перед входом в храм божий Соньер поставил пугающее изваяние демона с безумным взором, зияющей пастью и острыми как бритва когтями и распорядился, чтобы над портиком выбили странную надпись: «Terribilis Est Locus Jste» – «Это место ужасно». По свидетельствам очевидцев, епископ Каркассона, посетивший торжественную мессу в ознаменование окончания ремонтных работ, при виде убранства обновленной церкви почувствовал себя плохо и, обливаясь холодным потом, отбыл сразу же по завершении службы.