+ тот, кто считает - Алекс Форэн Страница 38

На этом он опять замолчал и посмотрел на девушек с какой-то иронично-отрешенной улыбкой.

Хотя голос Уоллиса оставался спокойным, из его речи внезапно пропали все «полагаю», «возможно» и «не исключено».

– Один и тот же усатый мужчина преследовал меня, куда бы я ни свернул.

– Мэттью, на площади так многолюдно, а арабы на взгляд европейца вообще похожи. Вы могли просто видеть в разных местах разных людей, – предположила Сэнди.

– Весьма сомнительно, что это был араб, – Мэттью справился с волнением и продолжил в своей привычной манере. – Скорее всего, южный тип лица, но не араб. Маловероятно, что это был местный… Простите, я пойду умоюсь – на улице довольно жарко. А через час нас будет ждать аль-Пизари.

С этими словами он поднялся и направился в свою спальню. Было ясно, что раз ему сразу не поверили, теперь трудно будет добиться от него более пространного рассказа.

– Играет в детектива? – спросила Николь, как только наверху закрылась дверь комнаты англичанина.

– Да уж... В слежку как-то не очень верится, – ответила Сэнди. – Хотя зачем ему это выдумывать?

– Разные могут быть варианты, – пожала плечами Николь. – Он же человек заказчика, о котором мы по-прежнему не знаем ничего, кроме имени, больше похожего на прозвище. Может, он хочет нас заставить волноваться, может, надеется, что мы вообще откажемся от дальнейших поисков.

– Вот уж это у него вряд ли получится, – улыбнулась Сэнди.

– Факт, – согласилась Николь и, глядя куда-то через плечо Сэнди, спросила: – Что это она делает?

Флоранс действительно вела себя странно. Она то замирала на месте, то отпрыгивала в сторону, то как будто хватала руками воздух. После этого она подошла к пальме, растущей у бассейна, и внимательно начала ее рассматривать. Заметив, что за ней наблюдают, она ничуть не смутилась.

– Хамелеон. Предыдущий постоялец решил, что спасет его от голодной смерти, принеся сюда. Он был настолько маленький, что еще не умел ловить мух.

– Постоялец? – изумилась Сэнди.

– Хамелеон. Постоялец как раз ловил их и кормил его. Когда он уехал… постоялец… хамелеон остался здесь. Но мух ловить отказывается, привык, что кормят. Я и охочусь.

* * *

Спустившись через некоторое время, Мэттью больше не заговаривал о странном соглядатае, преследовавшем его утром. На вопрос, где назначена встреча, сказал, что договорился с аль-Пизари увидеться на Джемаа-эль-Фна.

– Да ведь она огромная! Как мы его отыщем?– удивилась Сэнди.

– Там одно традиционное место встреч – у того самого «Кафе де Франс», где мы сидели вчера вечером.

– А как он нас узнает?

– Как все на Джемаа, – предположила Николь. – Зазывно оглашая окрестности предложением настоящих инкских сокровищ.

– Он будет искать трех европейцев, мужчину и двух женщин, – пояснил англичанин. – Вряд ли кто-то, кроме нас, будет там в то же время соответствовать этому описанию.

Путь от рияда к площади пролегал по узкой извилистой улочке, с обеих сторон плотно застроенной домами с глинобитными стенами почти без окон, но с массивными резными дверями.

– За каждой такой дверью – внутренний двор, – Мэттью вновь вошел в роль экскурсовода по Марракешу. – За этими дверьми есть и просторные дворы зажиточных горожан, и совсем крошечные дворики домов победнее. Но бассейн, хотя бы небольшой, есть в каждом из них.

– Из-за жары? – спросила Сэнди, скорее, чтобы доставить удовольствие Мэттью.

– Вполне вероятно, что и этот фактор играет роль, – отозвался он серьезно, – но главная причина – вера арабов в то, что стоя в бассейне, они соприкасаются одновременно с тремя стихиями: землей, которой касаются ногами, водой, которая окружает их тело, и воздухом – внутренний двор не перекрывают здесь крышей, и над головой у тебя – открытое небо.

Сэнди улыбнулась, протискиваясь между очередным прилавком со сладостями и задумчивым ишаком, запряженным в повозку. Серьезность Мэттью ее позабавила, но и его объяснение ей нравилось гораздо больше, чем простая необходимость спасаться от зноя.

У «Кафе де Франс» была толчея – днем здесь один из самых людных перекрестков старого Марракеша. На людской муравейник спокойно взирали счастливцы, расположившиеся на террасе. Трудно было поверить, что незнакомые люди могут найти друг друга в этой неразберихе, хотя, действительно, на строгого англичанина, сопровождающего двух красивых европейских женщин, обращали внимание.

Ибрагим появился почти сразу же – вероятно, он уже ждал их где-то неподалеку. Это был смуглый мужчина лет тридцати пяти, с большими черными глазами, небрежно одетый на европейский манер в джинсы и майку, на которую сверху был накинут легкий пуловер. Подойдя, он довольно формально кивнул девушкам, протянул Мэттью визитку, на которой было лаконично написано: «Ибрагим аль-Пизари, предприниматель», и, сообщив, что неподалеку есть спокойное место, где удобно было бы поговорить, предложил следовать за ним.

Через минуту они вновь погрузились в лабиринт улочек Медины.

– Говорят, здесь можно путешествовать десять дней, ни разу не пройдя дважды мимо одного и того же места, – сказал, ни к кому в отдельности не обращаясь, Уоллис.

Некоторое время они плутали, идя мимо домов, принадлежащих европейским знаменитостям, гробниц местных святых, витиевато украшенных входов в молельные дома и, наконец, совсем уже перестав ориентироваться, оказались в квартале, где было значительно меньше людей, у неприметной двери в одном из самых узких закоулков. Ибрагим распахнул ее и жестом пригласил всех пройти внутрь.

– Это своего рода клуб, созданный фантазией моего друга, личного дизайнера короля Марокко, – объяснил он. – Я не случайно выбрал это место для нашего разговора. Вы и сами это увидите.

Они прошли внутрь и оказались в полумраке просторного высокого зала. Первое, что пришло на ум Сэнди, было имя Антонио Гауди. Мягкие линии стен, копирующие стволы экзотические деревьев колонны, переливающиеся из одного в другое пространства – все это действительно напоминало его творения в Барселоне. Но, кроме того, здесь в каждой детали чувствовался привкус востока, арабские символы и орнаменты, таинственные письмена и причудливые линии на стенах – все это было от Магриба, а дрожание естественного света, проникавшего сюда сквозь искусно расположенные окна, заставляло интерьер ежесекундно меняться, напоминая подводное царство. Это место действительно так завораживало, что, казалось, говорить здесь можно было только шепотом.

– Смотрите, похоже на знак солнца, которому поклонялись инки... А вот то изображение на стене напоминает маску из Кахамарки, которая была на берлинской выставке, – вполголоса проговорила Николь.

– Вы правы, мадам, – сказал на безупречном французском, редком в этих местах, незаметно подошедший человек, в движениях и взгляде которого необъяснимо угадывалось аристократическое происхождение, – интерьер клуба выдержан в стилистике времен арабского владычества в Испании, но здесь есть и инкские мотивы.