+ тот, кто считает - Алекс Форэн Страница 37

Центральная площадь Марракеша, Джемаа-эль-Фна – больше, чем традиционный восточный базар. Это целый неповторимый мир, где царит какофония событий, звуков, цветов, запахов. Только что тебя обволакивали ароматы благовоний, и вдруг острый запах жарящегося в специях мяса щекочет обоняние. Тут же, едва не задев тебя, старый араб толкает перед собой деревянную тележку, доверху заполненную свежесрезанной мятой. Все запахи смешиваются, накладываются один на другой, и вскоре становятся почти осязаемыми. Подсвеченные керосиновыми лампами, фрукты на прилавках начинают казаться слепленными из цветного воска – как натюрморт, нарисованный художником с болезненным восприятием света и тени. В двух шагах от прилавков акробаты выстраивают живую пирамиду из смуглых мускулистых тел; укутанные в пестрые ткани берберские женщины торгуют магическими снадобьями и предсказывают судьбы; водоносы с огромными шляпами на головах расхаживают, оповещая о приближении источника живительной влаги закрепленными на одежде колокольчиками; рисовальщицы хной за небольшую плату готовы превратить руки девушек в полотна для своих узоров – от запястья до ногтей кисти чернеют прямо на глазах, покрываясь плотной паутиной замысловатого орнамента.

В центре небольшой группы зрителей заклинатель змей выдувал из магического рожка заунывную мелодию, и шершавая спина королевской кобры мерно покачивалась ей в такт, вселяя одновременно ужас и восхищение.

– Я где-то читала, что змеи абсолютно глухи, – сказала Сэнди. – Почему они так реагируют на флейту?

– Это действительно весьма любопытно, – ответил Мэттью. – Змеи воспринимают звук всем телом, различая длину волны. По всей видимости, заклинатель подбирает набор звуковых последовательностей, который вызывает определенный резонанс в теле змеи. Полагаю, именно это ввергает ее в транс.

Недалеко от заклинателя змей огромный детина с эбонитовой кожей держал на плечах питона лимонного цвета, стоя босиком на битом стекле. Сэнди подошла ближе, двухметрового роста негр улыбнулся ей открытой белоснежной улыбкой и протянул питона. Вместо того чтобы упасть в обморок или отпрянуть, Сэнди неожиданно для себя погладила змею. Кожа питона была упругой и теплой.

В нескольких шагах от них еще одна группа людей внимала очередной легенде темнокожего старика-сказителя.

– Смотри, как слушают, – сказала Сэнди, обернувшись к Николь. – Должно быть, он рассказывает что-то потрясающе интересное.

– Жаль только, что на арабском, – ответила Николь, пытаясь пробраться сквозь толпу.

Джемаа-эль-Фна затягивает попавшего сюда магией отдельной, ни на что не похожей вселенной. Здесь едят, поют, дерутся, танцуют, воруют и торгуют – всем на свете. Здесь в любое время суток можно купить ковер, экзотические одежды, специи, масла, фрукты, антиквариат или что-то очень похожее на него. Здесь можно узнать свою судьбу у многочисленных гадалок – по линиям руки, по картам, а если угодно – по ракушкам каури. Кто бы ни подошел к старухе, она пообещает любви, долгой жизни и богатства. И все же поток желающих приоткрыть завесу будущего не иссякает.

– Это одна из самых больших площадей в мире. Джемаа-эль-Фна переводится как «Площадь отрубленных голов», – сказал Мэттью, когда они, наконец, выбрались из толпы и присоединились к нему. – В старину преступникам здесь отрубали головы и оставляли на площади в назидание всем, кто задумает преступить закон.

Сэнди поежилась. С трудом верилось, что всего несколько часов назад они садились в самолет в прохладной ноябрьской Франции.

Они вышли к террасе «Кафе де Франс» и по лестнице поднялись на крышу, откуда была видна вся площадь, а за ней – подсвеченный минарет Кутубии, главной мечети Марракеша, с золотыми шарами на вершине. Здесь было уже почти пусто, и казалось, никто не ждал новых посетителей до утра. Но стоило им подойти к крайнему столику, как словно из-под земли возник управляющий, и, радушно улыбаясь, принялся устраивать их на мягких подушках низкого дивана.

Когда на столе появились напитки, из темноты тихо вышли два музыканта в белых джелябах и уселись на подушки неподалеку. На головах у них были фески, украшенные кистями из ракушек. Один начал играть на марокканской лютне, второй – подыгрывать ему на некоем подобии кастаньет, все ускоряя ритм. В такт мелодии над головами музыкантов стали вращаться кисти ракушек, тихо позвякивая.

– Гнауа! – узнала Сэнди. – Я читала, что они умеют вводить слушателей в транс.

– Смотри, – заметила Николь, – их головы практически неподвижны. А ракушки вращаются вокруг головы без остановки.

Восточные гармонии лютни, мерный ритм кастаньет, накладывающиеся на усталость от долгого дня, полного впечатлений, действительно производили почти гипнотический эффект, заставляя не отрываясь следить за тем, как над фесками по бесконечной спирали двигаются, побл�скивая, ракушки.

В середине этого представления почти темная крыша кафе внезапно на долю секунды осветилась ярким светом. Вспышка разорвала гипнотическое состояние, и Сэнди с Николь увидели, как Мэттью с неожиданной для него проворностью поднялся на ноги и выбежал в коридор, из которого вниз уходила лестница. Через минуту он вернулся и ровным голосом сообщил:

– Похоже, нас кто-то сфотографировал. Вероятно, это хозяин… Здесь принято увешивать фотографиями европейских посетителей стены заведения... Правда, обычно перед этим спрашивают разрешение.

Глядя на него, Сэнди подумала: «Интересно, его хоть что-нибудь на свете может удивить или вывести из себя?».

* * *

Утром, как только Николь и Сэнди спустились во внутренний дворик рияда, Флоранс принесла большой чайник с мятным чаем и стаканы из тонкого стекла.

– Без этого напитка не существует Марокко, – улыбаясь, сказала она. – Он снимает усталость и защищает от жары лучше любого другого средства.

Лучи солнца падали сквозь открытую крышу, играя в бассейне, расположенном посередине, отчего повсюду прыгали задорные солнечные зайчики. Два кота наблюдали за ними, из последних сил сохраняя достоинство и преодолевая желание броситься на охоту.

– Будете завтракать или подождете мистера Уоллиса? – спросила Флоранс.

– Подождем, завтракая, – ответила Николь. – Тем более, что он как-то не торопится спускаться. Мне почему-то казалось, что он должен вставать с петухами.

Услышав ее слова, Флоранс обернулась:

– Ваш друг ушел около часа назад, но обещал вернуться к завтраку.

Девушки переглянулись между собой. Беззаботное настроение испарилось мгновенно и без остатка. Неприятные мысли отразились на их лицах весьма отчетливо. Но высказать их друг другу они не успели, так как раз в этот момент в гостиную вошел Мэттью.

– Доброе утро! – он присел на диван и взял стаканчик с чаем, как будто не замечая устремленных на него пристальных взглядов. Мэттью неторопливо отпил крепкого ароматного напитка и совершенно ровным тоном произнес:

– Утром до завтрака оставалось время, и я решил прогуляться. Неудивительно, что почти сразу я оказался на площади – все здешние улочки стекаются туда. Я немного погулял между торговых рядов… – он сделал паузу, задумавшись, поставил стакан на стол, некоторое время покрутил его пальцами, и только потом продолжил: – пока не заметил, что за мной следят.