Хемлок, или Яды - Габриэль Витткоп Страница 34

С покрытыми носовым платком волосами и в шерстяном плаще, придававшем ей вид инокини, Плаутилла кормила цыплят кукурузой, как вдруг увидела распахнувшего ворота Олимпио. Она уронила миску на землю, в онеменении опустила руки, и взгляд ее помрачнел от грусти. Олимпио взял жену за руки, и когда она понурила голову, пальцем приподнял ей подбородок.

— Все еще сердишься на меня?

— Ах, Олимпио! Я так рада тебя видеть... Но ты обрекаешь на гибель не только себя, но и меня. Ты загубил свою жизнь и мою...

Он повел ее к дому и усадил к себе на колени, дабы вытереть ей слезы, но почувствовал, что жена права. Ему захотелось взглянуть на детей, и она позвала их. Олимпио пробыл в Антиколи три дня. Он прекрасно осознавал угрозу: помимо папской юстиции и правосудия Неаполитанского королевства, от которого Марцио Колонна без труда его защитит, он повсюду чуял смутную угрозу, не в силах распознать ее источник. Он спросил, не интересовался ли им кто-нибудь и не заметила ли она чего-нибудь необычного? Никто. Ничего. Он слегка успокоился, но, глядя Олимпио вослед, Плаутилла понимала, что больше никогда его не увидит: ей приснился дурной сон - кающиеся грешники в рясах с капюшонами несли сверток, замотанный в красный плащ, похожий на мужнин.

У Улисса Москати был законный повод для радости: судебное разбирательство проходило как нельзя лучше. Разнообразные показания вызванного в Рим духовенства церкви Санта-Мария-делла-Петрелла лишь подкрепили и подтвердили собранные улики. Пусть даже эти безграмотные попы изъяснялись с педантичной осторожностью, скрупулезно отбирая слухи и установленные ими же самими факты, и пусть даже они высказывали свои выводы с подчеркнутой сдержанностью, вокруг исполнителей убийства все туже затягивалась петля: «В округе шептались, что злодейство замыслили Джакомо с Бернардо».

Москати спровадил священников, предварительно взяв с них клятву молчания, после чего решил выслушать Чезаре Ченчи, сопровождавшего своих кузенов, когда те отправились в Петреллу за женщинами. Чезаре объяснил равнодушие сыновей к смерти отца недостойным поведением дона Франческо. Он прибавил, что, когда передал Джакомо толки о возможном убийстве, тот выразил четкое намерение лично уведомить об этом правосудие, буде слухи окажутся обоснованными. Сам же Чезаре слышал от местных властей лишь об одной-единственной ране, нанесенной веткой бузины.

Так ничего и не добившись, Чезаре отпустили. Он проявил осмотрительность и не выдал Джакомо. На секретном свидании тот рассказал о позорной связи Беатриче с мажордомом, и Чезаре азделил его возмущение. Как бы ни была опорочена и осквернена семья Ченчи, ее честь следовало сохранить, а смыть оскорбление могла лишь кровь Олимпио. В любом случае этот человек должен умереть.

Ненужные допросы, бесполезные очные ставки между Джакомо и его братом Чезаре, между Джакомо и Марцио Флориани, трехдневная отсрочка для составления плана обвинения, и, наконец, допрос с особым пристрастием, которому подвергли Марцио. Уже не пытаясь самооправдаться, тот рассказал про убийство в Петрелле с разными лживыми, но в целом достоверными прикрасами. Он вернулся к истокам заговора, описал, как ему поручили устроить разбойничью засаду по дороге на виллу Марция, а также поведал о коричневом пузырьке и красноватом корне, показанных ему Олимпио, о подготовке к преступлению, ужасной ночи д сентября и о том, как тело сбросили на мусорную кучу в огороде.

В начале февраля Беатриче, Лукрецию и Джакомо перевели в тюрьму замка Святого Ангела, а в Тор-ди-Нона остался лишь Бернардо. Лукреция занимала бывшую камеру Бенвенуто Челлини [75], а Беатриче содержалась в освещенном высоким окошком карцере. Невероятной толщины стены с нишами: в одной стояла койка с тюфяком, в другой - лохань, третья запиралась толстой деревянной дверью. Обстановку дополняли дощатый стол, табурет и кувшин. По крайней мере, сюда поступал дневной свет, и виднелся клочок неба, а порой и белый ласточкин живот.

Комендант крепости Америго Каппони, человек благородный, во время наводнения многое сделал для спасения пострадавших. Охранники были учтивы и спокойны, а трактирщик поставлял продукты заключенным, в распоряжении которых имелись слуги, передававшие им даже письма.

Флорентинец Америго Каппони боготворил красоту, но при первом же взгляде на Беатриче его поразило скрытое страдание, написанное на ее прекрасном лице. Сердце коменданта встрепенулось. Он с самого начала отнесся к арестантке с рыцарской преданностью и всячески старался скрасить заключение. Сам он был вдовцом, из-за своей должности жил весьма уединенно и, располагая неограниченным досугом, давал волю воображению. Беатриче очень быстро заметила его нежную симпатию. Ее тронула почтительная сдержанность флорентинца - обаятельного собеседника, хотя противная бородавка под носом и вызывала некоторую жалость. Родственник Каппони был доминиканцем, и визит монаха Пьетро, пришедшего с приветом от религиозного собрата, показался ему вполне естественным. Комендант приказал угостить Пьетро вином, сыром и укропом, монах проглотил все до последней крошки.

— Так где же обретается твой брат Олимпио? - как бы между прочим спросил Америго Каппони.

— А откуда мне знать? - ответил Пьетро, который в любом случае ничего бы не сказал.

— Лучше ему держаться отсюда подальше. Его присутствие приведет Ченчи к гибели, а так это дело уйдет в песок, и все о нем скоро забудут.

«Ползут слухи, - писал пару недель спустя корреспондент ур-бинского двора, - что юная пленница, дочь синьора Франческо Ченчи, выходит замуж за коменданта Каппони с тридцатью тысячами скудо приданого - во Флоренции эту сумму не назвали бы слишком щедрой... Похоже, исход дела не вызывает никаких сомнений, хотя в Риме кое-кто утверждает обратное».

Америго Каппони свято верил в этот счастливый исход и, забыв о своей уродливой бородавке, наивно предавался несбыточным грезам.

Окончательный приговор еще оставался неясен, но следствие двигалось в направлении, противоположном подобным чаяниям, а для Улисса Москати конфискация имущества Ченчи была вовсе не химерой, а осуществимой целью.

Донна Лукреция упорно все отрицала, смехотворно преувеличивала идиллию, царившую в их брачных, да и вообще в семейных отношениях Ченчи, приятные манеры, ласковый тон, прелестные знаки внимания, тогда как Улисс Москати молча поглядывал на шрам от удара шпорой. На очной ставке с Марцио Флориани Лукреция категорически опровергала его показания, подчеркивала свое общественное положение и упрямо стояла на своем.

Беатриче проявила такую же слепоту, приняв чуждую себе надменную позу. Она практически не знает Олимпио - встречала его в палаццо Ченчи, лишь когда заболел Паоло. После того как суд засыпал ее вопросами, Беатриче запуталась в своих глупых, язвительных ответах.

За огромными перилами из позолоченного дерева Улисс Москати, прокурор Помпео Молелла и его беспрестанно кашлявший заместитель Боэцио Джунта по очереди задавали вопросы, а согнувшийся вдвое над конторкой секретарь торопливо записывал ответы.