Ящик Пандоры. Книги 1 - 2 - Элизабет Гейдж Страница 33

– Все же я думаю, что вы не правы. Вам следовало продолжать, вы и сейчас способны к этому.

– Это почему? – спросил он.

– Потому… – она задумалась. – Потому, что изменения, с вами случившиеся, тоже можно перенести на холст. Даже потери и то, чего не повторить… – Она помолчала, подыскивая слова. – Ну, все это можно выразить на полотне, – закончила она, немного смущенно.

Он покачал головой:

– Когда узнаете меня лучше, поймете, почему это невозможно.

Она посмотрела ему в глаза, потом опять на картину.

– Не чувствуете ли вы себя одиноким… без этого? Я бы чувствовала.

Ей пришло в голову, что может быть, эта картина выразила собственные мысли Клира в дождливые дни. Она поняла, почему он предпочитал держать их при себе.

Но, конечно, он не мог существовать без них, как и она без своих.

– Мне дает умиротворение чувство того, кем я был и на что был способен, – сказал он. – И сегодня я знаю, кто я и что для меня всего важнее. А иногда всего ценнее то, что уже прошло. В этом нет ничего плохого, Лаура. Кто-то сказал: «Единственно реальный рай – всегда потерянный рай». Ох, я опять цитирую.

Он повернулся к ней, видя ее замешательство.

– Скажите, вы мне покажете ваши работы, если я попрошу? Теперь, когда я обнажился перед вами, сделаете вы то же для меня? – Он изучающе посмотрел на нее.

Лаура колебалась, думая о своих эскизах и акварелях, имевших очень интимные корни и не предназначенных для света дня.

– Разве вы не помните, – осторожно спросила она, – я все выбрасываю.

– Ну, допустим, – он сделал вид, что поверил. – Но если еще что-нибудь не выбросили.

– Я стесняюсь, – просто сказала она, поглядев на картину на стене.

– Мне тоже неудобно, – ответил он.

Они помолчали. Лаура не знала, что ответить. Неловко чувствуешь себя в обществе такого блестящего человека. Он не похож на тех, кого она встречала, такой мудрый, знающий… и при этом не боится признавать собственные слабости. Она вновь посмотрела на девушку на картине. Она казалась милой и счастливой, но было что-то неуловимое в ее обаянии.

– Какая она была? – спросила Лаура.

– Легкая и веселая, любила ходить в гости. Она вела себя так, словно мир – ее раковина, хотя и знала, что это не так. Она знала и другую свою сторону, но не поддавалась ей. Она героически прятала это за своей улыбкой.

Лаура кивнула. Хотя на картине и не было улыбки, она поняла, о чем он говорит.

– Она была очень смелая, – продолжал он. – Даже перед смертью она не дала хода своей темной стороне. Она мечтала…

Он вдруг остановился, и она поняла, что его заставило замолчать какое-то властное чувство. У нее возникло побуждение коснуться его, но она не осмелилась. Также не знала она, чем заполнить возникшее молчание.

– Открою секрет, – наконец сказал он, – я ведь привел вас сюда показать вам картину, а не вид из окна. Знаете почему?

– Нет.

– Посмотрите на нее еще раз.

Она вновь посмотрела на лицо девушки, на ее глаза с их необычной ясностью. Что-то было тут глубоко личное, так что картина как-то слишком выявляла ее, даже в профиль. Только сейчас поняла Лаура, что волосы девушки короткие, как у нее самой.

– Не кажется ли вам, что вы смотритесь в зеркало? – спросил Натаниель Клир.

Она посмотрела еще раз. Действительно, в глазах, волосах, белизне кожи, было что-то общее.

– Ведь похожа на вас? – спросил он.

Лаура задумалась. Сравнение, кажется, принижает девушку. Лаура казалась себе слишком обычной рядом с таким экзотическим созданием.

– Конечно, – сказал он, – вы не совсем похожи. У вас есть нечто, что было у нее скрытым. Может быть, поэтому я захотел, чтобы вы посмотрели на нее, а она – на вас.

– Она на меня? – повернулась к нему Лаура.

– А почему бы нет? Как будто смотришься в зеркало. Она бы увидела в вас то, что не замечала в себе. Возможно, с самого начала я видел в ней вас. Может, я и нарисовал ее, зная, что когда-то встречу вас. Все возможно.

Эта мысль захватила ее: ведь она сама сотни раз также думала о людях, которых она знала с тех пор как была еще маленькой девочкой. Как же все-таки он проник в ее душу за несколько часов знакомства, прикоснулся к мыслям, в которых она и себе не признавалась. Это одновременно и пугало ее и давало ощущение защищенности. Она стояла молча, не двигаясь. Он стоял за ее спиной и тени их ложились одна на другую. От исходившего от него тепла с ней что-то происходило. Весь этот разговор у картины и добродушное подшучивание вместе с самыми серьезными наблюдениями впервые как бы сделали ее менее одинокой. Некто, проникающий в любые уголки ее существа, делал это очень доброжелательно и искренне, опираясь на свою интуицию, опыт и мудрость. Его близость подчеркивала ее голодное одиночество, а это раздражало Лауру, которая долгие годы старалась спрятать это от самой себя.

Клир, должно быть, почувствовал, что почва, на которой она пыталась твердо стоять, уходит у нее из-под ног. Он положил теплую руку на ее плечо, и это было самое нежное прикосновение. Она вздрогнула от этой легчайшей и тем более глубокой ласки. Мгновение они не двигались, потом он медленно начал поворачивать ее к себе лицом. Она снова вздрогнула, почувствовав, что какая-то часть ее хочет убежать от него в знакомый мир. Но он многое предвидел и его нежные руки не только остановили ее, но и сказали, что его не надо бояться. Он прижал ее к груди и прошептал: «Ч-ч!», как снисходительный отец, и мягко погладил ее по плечу.

Стыдясь своей слабости, она разрешила себе прижаться к нему, боясь коснуться его руками.

Заботливый шепот успокоил ее, и она почувствовала себя на краю бездны, которую осторожно обходила всю свою жизнь, бездны близости с другим человеком.

Он коснулся губами ее волос, так как был намного выше. Руки его с плеч скользнули на ее шею, и ласковые пальцы стали успокаивающе поглаживать ее. Но потом они стали медленно и неуклонно подниматься к ее лицу, а в ее глазах отразилась красота его лица, и губы ее раскрылись навстречу ему.

Его поцелуй сначала был нежным и осторожным, так что она не сразу даже поняла, что происходит. Легкое прикосновение к губам опьяняло так же, как блеск его темных глаз, которые все приближались и, казалось, знали о ней все…

Потом все было как в тумане. Поцелуй стал глубже и настойчивее. Внутри у нее как будто что-то вспыхнуло, разливаясь жаром по ногам и спине, пароксизм такой силы, что у нее перехватило дыхание. На какое-то мгновение это показалось совершенно естественным – любовным жаром, зажегшим все ее чувства, и доказательством того прекрасного факта, что она женщина. Потом это стало невыносимым: и губы, прижавшиеся к ее губам, и ощущение сильного мужского тела, и удушающие объятия.