Привязанность - Изабель Фонсека Страница 32

— Комочек, — произнес он нейтральным голосом, отворачиваясь от нее и переходя на свою рабочую площадку позади ее ног. «Придется резать?» — хотелось ей спросить. Когда он задрал руку и стал протискивать ее в резиновую перчатку, она наблюдала за ним через V-образную амбразуру между своими ступнями. Его рука то сжималась, то разжималась, как у мима, изображающего свет маяка, меж тем как пальцы пробирались в свои индивидуальные кондомы.

— Теперь соскользните вниз, поднимите колени и просто раскиньте ноги, — сказал мистер Скалли, глядя ей прямо в лицо. Она напряглась, когда его рука скользнула ей внутрь, и не отрывала глаз от неоднократно крашенной лепнины удаленного карниза. Один палец, средний, как она думала, всунулся и пролез по нижней части ее брюшины вплоть до линии бикини, меж тем как другой рукой он надавливал в том же месте снаружи.

Это, вероятно, не было подходящим моментом, чтобы спросить у него, действительно ли существует точка G — но разве не положено ей где-нибудь да находиться? А когда подвернется такой случай, спрашивала она себя, пытаясь развеселиться, чтобы перевести дух. Голова у него опять была повернута к стене, как будто ему было легче все там ощупывать, ограничивая себя в зрении. (То же самое, ни с того ни с сего подумала она, делал Марк, когда занимался сексом, словно кто-нибудь на разухабистой, беспокойно мечущейся лодке, сосредоточивается на какой-нибудь планке, стараясь, чтобы его не стошнило.) Скалли еще немного потыкался в разных местах, охватывая основные точки.

— На ощупь все абсолютно в порядке, — сказал он, поворачиваясь к ней и почти вытащив руку, оставив внутри лишь пару пальцев. — Теперь стисните-ка мои пальцы.

Она повиновалась.

— Очень хорошо. Как часто вы делаете упражнения? — спросил он, глядя прямо на нее, кивая и ободрительно улыбаясь. Пока он ждал ответа, его рука по-прежнему оставалась в ней, и Джин продолжала сжимать его пальцы.

— Не знаю, — сказала Джин, делая вдох, блуждая глазами по комнате, по-прежнему стискивая его пальцы, быстро выдыхая и снова делая вдох. — Всякий раз, как о них вспоминаю.

Правдивым ответом было, разумеется, «никогда».

Не совокуплялся ли с кем-нибудь на этом столе? Просто раскиньте ноги. Когда, во время ее беременности, Джин впервые представила себе соитие между доктором и пациенткой, она подумала: «Он не смог бы. Он не стал бы». Теперь — спустя много лет после пребывания в коконе чистоты надвигающегося материнства, к тому же убежденная во всеобщей испорченности — она не была так уж в этом уверена. Согласилась бы она на такое сама, в обмен на избавление от рака груди? Она уже пускалась в сделки с костлявой старухой с косой.

Все взвесив, она решила, что он все же этим не занимался, а если и да, то не слишком часто. Конечно, подшучивала над собой Джин, — как иначе можно было бы выдержать эти осмотры? Все-таки, думала она, одно несомненно: каждая одалиска, взбиравшаяся на эту обитую столешницу, гадала о том же самом.

— Теперь возьму мазок, — сказал он, поворачиваясь к стерилизатору, чтобы взять расширитель, стальной инструмент, своим широким щипцовым раствором напоминающий приспособление для закручивания ресниц. Этой части она по-настоящему боялась. А я возьму диетическую колу, подумала она, отчаянно цепляясь за свое чувство юмора, как за спасательный круг. Он его ввел. Тот был не слишком холодным, но и не то чтобы теплым. Когда же какая-нибудь женщина-гинеколог, не в первый раз спросила себя Джин, введет в обиход подогретые инструменты, уже обдумывая такую кампанию в своей колонке.

Он ввел еще один инструмент, а затем раздался приглушенный щелчок. Ничуть не больно, не больнее, чем удалить мозоль с пятки. Наконец он вытащил второй инструмент и направился к раковине, возможно, чтобы поместить лабораторный образец на слайд, оставив расширитель у нее внутри. Как могла бы она объяснить возмутительность такого отношения?

Но она доверяла мистеру Скалли. Преэклампсия была серьезным заболеванием, и единственным лечением являлись роды. Как это жалко, напомнила она себе, хныкать из-за рутинного обследования тазовой области. Он вынул оскорбительный инструмент, и она тут же сомкнула колени.

— Можете одеваться.

Вернувшись за письменный стол, Скалли просмотрел маммограммы с Сен-Жака, которые она принесла с собой.

— Хм, — бормотал он, поднося их к своему световому коробу и держа их там, по ее мнению, чересчур долго. — Ничего непременно необычного здесь нет. Туманно. Волокнисто. Вполне нормально для вашего возраста, особенно при поздних родах.

Ей тогда было двадцать шесть. Но биологически сейчас она, конечно, могла бы быть бабушкой — даже прабабушкой, думала она, не желая по-настоящему размышлять о том, что он подразумевал под словами «ничего непременно необычного» или «совершенно нормально». Может быть, Салли такой ее и видел: прабабушкиной маткой в сапожках с молниями по бокам. Она надеялась, что он не начнет говорить с ней о менопаузе.

— Хорошая новость состоит в том, что ваша маммограмма выглядит неплохо. Есть кое-какой фиброзный материал, который нам может понадобиться отсосать аспиратором, но я буду чувствовать себя лучше, да и вы, уверен, тоже, если мы полностью со всем определимся, а для этого требуется биопсия.

— Мне придется лечь в больницу? — по-детски спросила она.

— Нет, это можно сделать здесь. Собственно, если мы сможем доставить образец в лабораторию к одиннадцати, — он посмотрел на свои золотые часы, — то к понедельнику будем знать, как обстоят у нас дела. Как вам это?

— Звучит неплохо.

— Хорошо. Тогда вернитесь, пожалуйста, на стол, снимите блузку, и я введу вам обезболивающее.

К тому времени, как у нее наступило онемение, Джин больше не отвлекали мысли о мистере Скалли как о мужчине. По настоянию народа доктор в очередной раз исполнял роль Бога. На этот раз она никуда не смотрела и, когда он вырезал образец ткани с нижней стороны ее правой груди, ничего не почувствовала.

— Я позвоню вам, как только получу результаты, примерно в это время в понедельник. Еще до полудня, это точно, — сказал он, снова кладя ей руки на плечи, с чего и начиналась их сегодняшняя встреча. — Приятных вам выходных.

Солнце вышло, но воздух оставался свежим. У Джин имелся свободный час, прежде чем ей придется встретиться со своим редактором, чтобы разделить с ним ленч на Пиккадилли, а потом отправиться в офис, чтобы передать исправленные наброски Марка для кампании по холодильникам (курьерам он не доверял). Она пошла на юг, в сторону Оксфорд-стрит, намереваясь купить кое-что из одежды, но, добравшись туда, лишь обнаружила, что для первого за шесть месяцев дня в Лондоне реальности с нее хватит — и что же, снова раздеваться посреди бела дня? Только для доктора или любовника. Она видела обнаженную Джиовану, безмозглую Еву, вприпрыжку бегущую через черный лес, и ее бледного Адама, радостно ее преследующую. Она подумала о том, как выглядел утром Марк со своей новой прической и новым запахом: слишком красиво, слишком много усилий, чтобы ни свет ни заря отправиться в командировку. Джин настоятельно требовалось забыть о теле и восстановить дух. Она на квартал отступила на север и свернула на запад: к Собранию Уоллеса.