Сын ХАМАС - Мосаб Хасан Юсеф Страница 32

Мало того что мы выросли вместе, мы вместе сидели в тюрьме «Мегиддо». После того как пятая секция сгорела во время бунта, Джамаля вместе с моим братом Юсефом перевели в шестую секцию, и на волю он вышел оттуда.

Однако тюрьма изменила его. Он перестал молиться и ходить в мечеть, начал курить. Он был явно подавлен и проводил большую часть времени сидя дома перед телевизором. У меня, по крайней мере, была вера, которая помогла мне продержаться в тюрьме. Но Джамаль был из светской семьи, не практикующей ислам, так что его вера была слишком слаба, чтобы поддерживать его.

Джамаль посмотрел на меня, и мне показалось, он тоже хотел пойти на занятие по изучению Библии. Ему было так же любопытно и скучно, как и мне. Но что-то внутри удерживало его.

— Иди без меня, — сказал он. — Позвони, когда вернешься домой.

В тот вечер мы встретились перед старым фасадом. Нас было примерно пятьдесят человек, в большинстве своем студенты моего возраста, разных национальностей и религий. Два человека переводили с английского на арабский и иврит.

Из дома я позвонил Джамалю.

— Ну и как там было? — спросил он.

— Отлично, — ответил я. — Они подарили мне Новый Завет на арабском и английском. Новые люди, новая культура, очень интересно.

— Не знаю, Мосаб, — сказал Джамаль. — Это может быть опасно для тебя, если узнают, что ты водишься с христианами.

Я прекрасно понимал, что он имел в виду, но не сильно беспокоился по этому поводу. Отец всегда учил нас быть открытыми и любить всех, даже тех, кто верит в другого бога. Я посмотрел на Библию, лежащую у меня на коленях. У моего отца была огромная библиотека, состоящая из пяти тысяч томов, среди которых была и Библия. Когда-то, еще в детском возрасте, я читал отрывки из Песни Песней Соломона, где говорилось о сексе, но никогда не заходил дальше. Однако Новый Завет был подарком. Поскольку подарок — это предмет почитания и уважения в арабской культуре, я решил, что могу прочесть эту книгу.

Я начал сначала, и когда дошел до Нагорной проповеди, подумал: «Ух ты, как Иисус умеет увлечь. Все, что он говорит, прекрасно». Я читал и не мог остановиться. Каждая строка, казалось, прикасалась к моей глубокой ране. Это было очень простое послание, но каким-то образом оно взяло власть надо мной, излечило душу и подарило мне надежду.

Затем я прочитал это: «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного» (Матфей, 5:43–45).

Вот оно! Эти слова поразили меня. Никогда прежде я не читал ничего подобного, но я знал, что искал эту мысль всю жизнь.

Многие годы я пытался выяснить, кто был моим врагом, и искал врагов вне ислама и Палестины. Но вдруг я понял, что Израиль не был моим врагом. Не был им ни ХАМАС, ни дядя Ибрагим, ни тот солдат, который бил меня прикладом автомата, ни обезьяноподобный охранник в следственном центре. Я осознал, что враги не определяются национальностью, религией или цветом кожи. Я понял, что у всех нас одни и те же общие враги: жадность, гордость, дурные мысли и искушения дьявола, которые живут внутри нас.

Это значило, что я больше не одинок. Единственный настоящий враг сидел внутри меня.

Пятью годами раньше я бы прочитал слова Иисуса и подумал: «Какой идиот!» — и выбросил бы Библию. Но мой опыт — общение с сумасшедшим соседом-мясником, членами семьи и религиозными лидерами, которые били меня, пока отец сидел в тюрьме, а также мое собственное пребывание в «Мегиддо» — все соединилось, чтобы подготовить меня к силе и красоте этой правды. Единственное, что я мог подумать сейчас в ответ: «Вот это да! Какой мудрец!»

Иисус сказал: «Не судите, да не судимы будете» (Матфей, 7:1). Какая разница между ним и Аллахом! Исламский бог очень любит судить и осуждать, и арабское общество следует его примеру.

Иисус запретил лицемерить книжникам и фарисеям, и я подумал о дяде. Я вспомнил случай, когда его пригласили на какое-то важное событие, и как он злился, что его не посадили на лучшее место. Как будто Иисус обращался к Ибрагиму и всем мусульманским шейхам и имамам.

Все, что Иисус говорил на страницах книги, казалось мне идеальным. Ошеломленный, я заплакал.

Бог послал мне встречу с Шин Бет, чтобы показать, что Израиль не был моим врагом, и теперь он вложил ответы на оставшиеся у меня вопросы прямо мне в руки в виде маленького томика Нового Завета. Однако мне пришлось пройти долгий путь к пониманию Библии. Мусульман учат верить во все книги Бога, как в Тору, так и в Библию. Но нас также учат, что человек внес исправления в Библию, сделав ее ненадежной. Коран, говорит Мохаммед, был самым последним и самым точным обращением Бога к человеку. Так что сначала я должен был отказаться от убеждения, что Библию исказили люди. Затем мне пришлось биться над тем, чтобы как-то заставить обе книги работать в моей жизни, то есть объединить ислам и христианство. Непростая задача — примирить непримиримое.

В то же самое время, хотя я верил в учение Иисуса, я все же не считал его Богом. Но даже в этом вопросе мои представления вдруг изменились коренным образом, потому что на них повлияла Библия, а не Коран.

Я продолжал читать Новый Завет и потом перешел к изучению всей Библии. Я ходил на церковные службы и думал: «Это не то показное христианство, которое я видел в Рамалле. Это настоящее». Христиане, которых я знал прежде, ничем не отличались от традиционных мусульман. Они провозглашали религию, но не жили ею.

Я стал проводить больше времени с ребятами из группы, изучавшей Библию, и обнаружил, что мне очень нравится, как они общаются друг с другом. Мы отлично ладили, говорили о жизни, наших корнях, вере. Они уважительно относились к моей культуре и моему мусульманскому происхождению. И я понял, что в их обществе я могу быть самим собой.

Я страстно желал принести свои новые знания в мою собственную культуру, потому что понял, что не оккупация виновата в наших страданиях. Наша проблема была гораздо шире и глубже, чем армии и политика.

Я спросил себя, что сделали бы палестинцы, если бы Израиль вдруг исчез, если бы все вернулось в состояние до 1948 года, если бы все евреи отказались от Святой Земли и рассеялись по всему свету еще раз. И впервые я знал ответ.

Мы бы все равно воевали. С девушкой без платка. С теми, кто сильнее или важнее. С теми, кто устанавливает свои правила и получает лучшие места.

Это был конец 1999 года. Мне был двадцать один год. Моя жизнь начала меняться, и чем больше я узнавал, тем большая путаница царила у меня в голове.

— Создатель, открой мне истину, — молился я день за днем. — Я смущен. Я сбит с толку. Я не знаю, по какому пути двигаться дальше.