Морок - Михаил Щукин Страница 31

– Иди, иди сюда… – Сам спрыгнул с другой стороны постамента и оттуда, снизу, призывно махнул рукой: – Ну, иди же!

Юродивый, сам не зная почему, не успев подумать, подчинился. Спрыгнул. Пошел следом за пареньком. А тот неожиданно крутнулся, снова заскочил на постамент и оставил Юродивого одного на свободном пятачке. Рядом, на краю площади, стояли машины. Одна из них загудела и рванула без разгону на высокой скорости. Юродивый только и успел увидеть – огромный белый капот, который заслонил половину неба. Бампером Юродивому переломило ногу, он рухнул, и тут накрыла его аспидная чернота колес…

Юродивый отпрянул, ударился затылком о стену. Простреленное сердце бухало в ребра, по лбу катился пот, дыхание срывалось, как у загнанного. Кто-то ласково тронул за плечо. Юродивый повернулся. Перед ним стоял, подслеповато щурясь, отец Иоанн.

– Что с тобой? – спросил он.

– Привиделось. – Юродивый перекрестился, пытаясь избавиться от наваждения, но человек, листающий бумаги, так и стоял перед глазами.

– Тяжелая минута для нас настала, – говорил отец Иоанн, наклоняясь к самому уху Юродивого. – Пришел человек и сказал, что к храму идут обманутые. Несчастные, они надеются уберечь себя, погубив других. Грех, если в храме прольется кровь. Надо спасать людей, уводи их отсюда всех.

– Куда? – тихо спросил Юродивый. – Путь один – только в город.

– Да, путь один, но пройти его можно по-разному. За сторожкой есть старые ворота. Через них и выведешь людей в переулок. Подождите там, пока толпа не войдет в ограду. А как войдет, пусть они все присоединяются к толпе, в ней пусть и прячутся. Может, кто уцелеет. А здесь их перебьют до единого. Толпа озверела, ее не остановить.

– А ты, батюшка?

– Я останусь. Пусть они на мне сорвут свое зло.

– Но это же смерть! Надо всем уходить!

– Мне нельзя. Нет мне из храма дороги. И не понуждай меня делать то, чего я не желаю. Уводи людей.

Юродивый больше не прекословил. Он понял, что пришло тяжкое испытание, и увернуться от него никому не удастся. Суд грянул, и надо держать ответ.

Отец Иоанн вышел на середину храма и объявил людям, чтобы они уходили.

– Я буду за вас молиться. Да сохранит вас Бог.

Поднялась суматоха. Одни бросились к дверям, другие попадали на колени, третьи хватали отца Иоанна за полы рясы, кричали: «Не оставь!»

– Стойте! – Юродивый поднялся во весь рост. – Вы же люди! Будьте как люди! Вернитесь! Выйдем все вместе. Если суждено спастись, спасемся все!

Люди остановились. Шум стих. И в напряженной тишине началось неясное движение. Некоторые вдруг начали раздеваться. Юродивый сначала испугался – что с ними? – но тут же и успокоился. Одеждой делились с лишенцами, чтобы уберечь их. Делились последним, у кого была возможность. Сами оставались полураздетыми. Здесь, в храме, градаций не существовало. Отец Иоанн, глядя, как делят по-братски куртки и плащи, платки и шапки, заплакал. Нет, не зря он служил в храме и свой долг выполнил. Если в такой час люди не кинулись каждый себя поодиночке спасать, значит, он что-то сумел вложить в их души.

Храм постепенно пустел. Там и сям валялась военная одежда лишенцев. Юродивый, всех выпроводив, подошел к отцу Иоанну. Поцеловал у него руку и склонил голову.

– Благослови, батюшка. Я его видел. И знаю, где он.

– Кто?

– Кто все это придумал. Я его отыщу. Благослови, батюшка.

Отец Иоанн твердой рукой перекрестил его и проводил до дверей.

От пустоты и безмолвия под высокими сводами стало гулко. Нерушимо и свято, как было сотню и две сотни лет назад. Отец Иоанн опустился на колени и стал молиться.

А толпа между тем уже подкатила к храму. Возле ворот случилась заминка. Передние, с крючьями и шестами, разом протиснуться не могли, сзади на них напирали, и живая пробка закупорила вход. Тогда самые нетерпеливые полезли через каменную ограду, и она сразу скрылась под кишащими телами. Гул стоял такой слитный, что стая голубей сорвалась с колокольни и бесшумно скользнула в сторону, быстро взмахивая крыльями. Но никто этого не заметил, потому что никто не поднимал глаза вверх.

В считаные минуты толпа затопила ограду до самых краев, вплотную придвинулась к паперти и замерла перед ней, не в силах переступить невидимую черту. Заревели еще громче, подстегивая самих себя неистовым криком; задние надавили на передних, и передние, чтобы не упасть и не быть задавленными, заскочили на ступеньки, а, заскочив, не остановились, потому что миновали невидимую черту. Ломанулись в двери, сшибли их с петель и бросили с грохотом под ноги.

Отец Иоанн, стоящий на коленях, обернулся на стук и гром, невольно перекрестился, увидя перед собой разъятые в крике рты и вытаращенные глаза. Их было так много и все они в злобе своей были так похожи, что сливались в одно огромное лицо, и на нем – звериный оскал. Отец Иоанн поднялся, выпрямился, но сказать ничего не успел. Длинным крюком его ударили по плечу и сбили на пол. Этим же крюком зацепили за рясу и, разрывая, поволокли к выходу. Ослепленный неожиданной болью, отец Иоанн попытался встать на ноги, но в горло воткнули острый конец деревянного шеста, и он захлебнулся кровью. «Бедные, как же их ослепили! Несчастные…» Отца Иоанна вытащили на паперть, следом за ним протянулась извилистая кровяная дорожка. Люди же, увидя кровь, озверели вкрай. Забыв про вирус, забыв, что можно заразиться, они сомкнулись над поверженным телом. Из-под ног доносился тупой хряск. Отец Иоанн уже не шевелился, а его топтали и топтали, будто желали вколотить в каменные ступени паперти. Сверкнула запоздалая мысль: «Неужели они моей смерти не ужаснутся? Ведь она не облегчит им жизнь!» И окончательно теряя сознание, уходя из этого мира, он смиренно попросил: «Господи, прими меня…»

Насытившись, толпа откачнулась от убитого и снова замерла в нерешительности – куда дальше?

Тут же взвился визгливый крик:

– Лишенцев бить!

Разламываясь на куски, толпа стала растекаться по городу. Прокатывалась, словно клубы черного огня, по улицам и переулкам, выжигала ненавистных ей в эту минуту. Лишенцы, уцелевшие от вчерашнего наезда и успевшие сбежать из лагеря сегодня утром, скрыться не успевали. Их настигали повсюду, и они только по-заячьи вскрикивали, замертво сваливаясь под шестами и крючьями.

Санитары собирали изуродованные трупы в фургоны и отвозили их в морг.

Люди, вышедшие из храма, спаслись. Юродивый заставил их переждать в переулке, а после растолкал, и они незаметно присоединились к толпе, а там уж потихоньку и разошлись. Последней уходила женщина с ребенком, и Юродивый взглядывал то и дело на лобик младенца. Все чудилось ему – вот случится какая-то напасть, и лобик зальется красным. Но малыш, не зная, что происходит вокруг, счастливый в своем неведении, крепко спал. Плямкал пухлыми губами и во сне улыбался. Женщина, крепко прижимая его к груди, обернулась к Юродивому.