Рандеву и другие рассказы - Дафна дю Морье Страница 30

– На период отдыха это не распространяется, – возразил Скривенер.

– А ваши лекции? Не надо их еще просматривать, дорабатывать? Доводить до блеска?

– До блеска лекция доводится за кафедрой, – усмехнулся Скривенер. – В процессе, так сказать.

Это что, бестолковость, недоумевал Скривенер: всерьез предположить, что вечером он собирается работать? Как подобная мысль могла прийти ей в голову? Вряд ли это можно списать на естественную в ее возрасте застенчивость и скромность: она держится так уверенно, выказывает бесспорный природный ум… Может быть, следует действовать прямее – например, заметить шутливым тоном: «Терпеть не могу расхаживать по гостиничным коридорам в халате!» Но едва он приготовился раскрыть рот, как она перегнулась через стол и взяла его за руку:

– Чудеснее всего, что я могу полностью вам довериться, сказать абсолютно все. Абсолютно! Как будто вы мой брат-близнец. Для других вы великий Роберт Скривенер, а для меня…

Его опять окутала блаженная волна тепла. Сколько молчаливого обещания в ее голосе, сколько самозабвенности в пожатии ее руки!.. В конце концов неважно, что их номера на разных этажах, что понадобится тайком сновать туда-сюда… Вынужденное разобщение только придаст ситуации привкус интриги.

– Влюбленность! Какое потрясающее чувство! – вздохнула Аннетта.

Он ответил ей нежным пожатием, лихорадочно обдумывая, как дальше себя вести. Может быть, лучше, встав из-за стола, выйти на набережную и прогуляться вдоль озера – минут десять, а потом…

– Все получилось так внезапно, – продолжала она, – вы знаете, как это бывает, знаете по собственному опыту, не раз переживали что-то похожее. Помните, у вас в «Мадригале» Диана входит в ресторан и вдруг теряет ощущение времени и пространства. И со мной было точно так же. Как только я вчера на пляже увидела Альберто, я поняла: мне конец!

По инерции Скривенер еще держал ее руку в своей, но все его тело напряглось.

– Альберто, – машинально повторил он.

– Да, Альберто! Немножко парикмахерское имя, правда? На самом деле он пляжный инструктор при гостинице, и красавец, каких мало. Стройный, загорелый, прямо настоящий бог солнца. Мы взглянули друг на друга – и сразу все стало ясно. – Она засмеялась и крепче сжала его пальцы. – Я сказала, что забыла в номере полотенце, и мы понемногу разговорились, и он спросил, хорошо ли я умею плавать – он по совместительству дает уроки плавания, – и мы вместе зашли в воду. Я вообще-то плаваю как рыба, но ради смеха сделала вид, будто только учусь, – и ради приличия тоже, а то было бы неудобно перед другими купальщиками. Ах, Роберт, вы не представляете, до чего это было чудесно! Я весь остаток дня провела на пляже, и сегодня все повторилось, и, конечно, поэтому я пришла с опозданием. Я все ему про вас рассказала, он очень впечатлился, только беспокоился, что я заставляю вас ждать. Но я его заверила, что беспокоиться не надо: Роберт Скривенер – человек необычный, он все понимает без слов, у него потрясающая интуиция. Не случайно он такой знаменитый писатель!

Тут она отняла руку, чтобы зажечь сигарету, а он сделал вид, будто допивает остатки ликера из своей рюмки. Главное – не выдать себя: ни по его лицу, ни по голосу она не должна догадаться, как шокировало его это неожиданное признание.

– Забавно, забавно, – произнес он сквозь зубы.

– Только не подумайте, что я вообще такая легкомысленная, – сказала она, чуть сморщив носик. – Наоборот, я всегда веду себя разумно и даже примерно. Но тут я просто потеряла голову. Я сегодня говорила Альберто: «Представляю, как Роберт посмеется, когда я ему все расскажу!» Но Альберто со мной не согласился, он подумал – вдруг вы обидитесь.

Нечеловеческим усилием Скривенер заставил себя рассмеяться. Этот смех стоил ему по меньшей мере десяти лет жизни.

– Обижусь? – переспросил он. – На что, собственно, я должен обидеться?

– И правда, на что? – подхватила Аннетта. – Я так ему и сказала: Роберт – писатель. Ему всегда полезен новый опыт. И знаете, что самое удивительное? Ведь если бы не вы, мы бы с Альберто никогда не встретились! Я здесь, в Женеве, я наслаждаюсь жизнью в этом божественном отеле – и все это благодаря вам!

С губ Скривенера уже готов был сорваться язвительный комментарий – например, «Приятно приносить пользу ближнему» или «Всегда к вашим услугам», – но ему хватило присутствия духа промолчать. Выказать малейший признак неудовольствия значило бы потерять лицо.

– Буду ли я представлен? – намеренно небрежно осведомился он.

– Конечно! – откликнулась Аннетта. – Мы с Альберто условились встретиться в баре у вокзала, ровно в десять вечера. Кстати, уже почти десять. Мы решили – в баре лучше, чем в гостинице, там всегда многолюдно и нас там никто не узнает. Понимаете, если гостиничное начальство пронюхает, что их служащий завел роман с постоялицей, мой прекрасный Альберто может лишиться работы.

И поделом, подумал Скривенер. На смену шоку пришел глухой, бессильный гнев – гнев, которому нельзя было дать выход. Унизительность и бессмысленность предстоящего вечера парализовала всякую охоту к действию. Одно колкое замечание с его стороны – и все пропало. Одно неосторожное слово – и прощай писательская цельность, о которой он собирался говорить в своих женевских лекциях; прощай самообладание и душевное равновесие…

– Вы готовы? Тогда пойдемте, – предложил Скривенер; она тут же поднялась, не пытаясь хотя бы из вежливости замаскировать нетерпение, и направилась к дверям ресторана. Он шел за ней, любуясь ее гибкой, грациозной фигуркой, такой соблазнительной в открытом платье. Вот только наряжалась и прихорашивалась она не для него – для пляжного инструктора…

Самое неприятное – из создавшейся ситуации никак не выпутаться. Разыграть внезапную усталость, сослаться на неотложную работу или на несварение желудка – все эти жалкие уловки не помогут, престиж будет безвозвратно погублен. Его мучило сознание того, что в еженедельных письмах к Аннетте он был предельно откровенен: он считал ее близким другом, доверенным лицом, раскрывал перед ней всю душу…

Пока они шли к вокзалу по уже темным в этот час улицам, напоенным влажным, бархатистым дыханием летнего вечера, Аннетта продолжала щебетать:

– Альберто наверняка будет смущаться, но вы не сердитесь – ему всего двадцать два года, он мой ровесник, в вашем присутствии он побоится даже рот раскрыть. Он, между прочим, мечтает завтра пойти на вашу лекцию. Мы оба непременно будем. Он никогда еще не видел вблизи живого писателя!

– А вы? – не удержался Скривенер. Эта реплика выстрелила, как пуля из ружья, но вхолостую: приподнятое настроение, а может быть, временно притупившаяся восприимчивость помешали Аннетте уловить в его тоне сарказм.

– Я? – переспросила она. – Вообще в Цюрихе бывают иногда встречи с писателями, но я обычно к вечеру так устаю, что уже не до развлечений.

«Еще бы! Продавать чулки – титанический труд!» Его так и подмывало срезать ее, щелкнуть по носу, но гордость не позволила.