Конклав - Роберто Пацци Страница 30

Слово «дьявол» было брошено в ассамблею как камень в пруд, провоцируя многочисленные концентрические круги на поверхности, – потому еще, что униат проскандировал его трижды, заставив всех затихнуть и внимательно посмотреть на фреску Микеланджело, на ее нижнюю часть с проклятыми и чертями.

Он повторил слово еще раз, выпив перед этим стакан воды, и обратился к своим преосвященным братьям с особой фразой на латыни. Души кардиналов замерли в ожидании завершения фразы от странной простоты слов, более подходящих Св. Иерониму, или св. Фоме Аквинскому.

– «Summa bac Ecclesiae Magistrae tempestate novam animam in proximo pontifice necesse esse…» – для возобновления ослабших сил от борьбы против старого противника. И самая молодая душа – это Африка. Земля, где евангелизм процветает наиболее интенсивно – и это правда, но и земля, где столкновение Зла и Добра достигает апогея. Там, далеко – родовые и племенные войны, неиссякаемая борьба за власть, носящая характер примитивных столкновений; люди все еще раскалены сотворением первого человека, только что изгнанного из Рая. Там, далеко – Каин и Авель, любящие и ненавидящие друг друга, каждый день готовы к братоубийству. Там, далеко – все еще живы герои первородного греха, – Адам, Ева, и змей. Мир должен вернуться в Африку, начать с его чудовищной невинности, его веры в борьбу между светом и тьмой, что поблекли и спрятались в прогресс на Западе, в самую страшную болезнь всей Земли… Следующий римский понтифик должен быть совершенно «новым» и для возрождения настоящего крещения должен быть окроплен восстановительными африканскими водами. Нового папу нужно брать из этой одухотворенной земли, не знающей сомнений и двусмысленностей, критических возражений и размышлений, – тех самых, что даны Тертуллианом и Августином Блаженным, [55]у которых была тоже черная кожа – но земли, имеющей силу бороться с врагами, как герои «Илиады». Князь тьмы сейчас снимает подковы для последней атаки против осиротевшей Церкви, устанавливая здесь, в ее сердце, в конклаве, свои военные службы, арсенал своих самых мрачных машин…

Когда славянский кардинал, сделав интервал, пил воду, он проследил за взглядами присутствующих и тоже стал смотреть на фреску. Стояла глубокая тишина.

– Вероятно, вы удивлены тем, что ваш брат с Востока, которому несколько человек отдали свои голоса на этих выборах, думает о возможности повернуть проблему, что возникла здесь, именно так, как я предлагаю. Возможно у вас возникло ощущение страха и желание бежать от ответственности. Но все совсем не так. И моя земля больна тем же, что и Запад. Ее христианское сердце же не так сильно стучит от внутреннего сознания принадлежности к своей национальности, как это было во времена Достоевского и Толстого. Материализм нищеты за семьдесят лет советского режима глубоко потряс народ. Как материализм богатства победил Европу. Ищите нового понтифика в Африке! Им может стать человек, который сумел обратиться к истинным формам веры, который связан с более земными и первородными силами, который умеет бороться со Злом своим оружием и побеждает дьявола. Который вот-вот завладеет нашими умами, сняв усталость, страх передвижения на ощупь в темноте, сомнения в вере, испуг перед одиночеством и тоску бессмысленного затворничества в последние нескольких дней, что нам осталось здесь быть. Есть человек, пришедший из Африки, и в Африке – он любимейший пастырь, на которого все возлагают надежды. Ему, дорогие братья, вы должны сейчас отдать голоса!

Такими призывом закончил свою речь кардинал Вольфрам Стелипин, обтирая запотевший затылок, по которому крупными каплями скатывался пот, и опустился на свое место.

Нет, имя черного кардинала, которое должно было быть обязательно указано, не прозвучало, оставив ассамблею в привычном состоянии тревоги, мучавшей и горячечностью произнесенной речи, и силой приведенных аргументов, в такой суровой и убедительной форме снова выдвинувших на передний план дуалистический конфликт между дьяволом и Богом.

Однако в соблазне возвращения к истокам, воскрешающим в памяти облик Африки, звучало для многих европейцев осуждение их собственных формаций и их способа выбора главы Церкви. Вызванные словами этого славянина волнение и нетерпимость у кардиналов, особенно у склонных к вопросам, напомнили конфликт, обрисованный униатом.