Я в степени N - Александр Староверов Страница 3

Какого черта он не падает? Я вообще-то боксер, кандидат в мастера спорта, чемпион Москвы среди юношей восемьдесят лохматого года. У меня удар поставленный, от него все падают, даже телеграфные столбы, – я сам проверял лет пятнадцать назад. Да, не занимаюсь уже боксом четверть века, но мастерство-то не пропьешь. Или пропьешь?

От удивления я развожу руки в стороны и пропускаю удар в ухо по касательной. Хороший удар, это повезло еще, что по касательной. Ладно, спишем все на случайность. Я встаю в стойку и осыпаю наглого пацанчика серией ударов. Сейчас точно завалится! Он, в конце концов, в два раза легче меня и ниже. Не падает, гад, я попадаю, а он не падает. Что со мной? Быть такого не может, дела у меня, конечно, не очень в последнее время, но чтобы до такой степени? Чтобы сопляка ростом метр с кепкой, половинку, можно сказать, от моих нажитых ста двадцати килограммов не уложить? Это как так вышло? Последняя ведь радость оставалась – ходить по родному городу с высоко поднятой головой, где угодно, когда угодно, не боясь ни русопятой гопоты, ни чернявых абреков – никого. Даже драться не нужно было. Эти зверьки все чувствуют на расстоянии. А теперь как? Может, он каратист какой или виски я напробовался слишком?

«Все не то, – отвечает мне ехидно внутренний голос. – Просто прав пацанчик: ты старый пьяный козел с раздувшимся самомнением. Старый, старый, старый и алкоголик почти…»

– Да я… – не соглашаясь, ору я вслух. Доорать не успеваю – в лоб прилетает кулачок маленького человечка. Маленький-то маленький, а бьет больно. Давно меня так не били… Держать удар я еще, слава богу, не разучился. Очухался, быстро вытянул длинную руку, схватил пацанчика за горло и держу его на расстоянии. Он прыгает, а дотянуться не может, но по руке колотит – больно, завтра синяки будут. Я разозлился. Хорошо, не супермен я больше, «отговорила роща золотая березовым веселым языком…». Но сто двадцать килограммов живого веса во мне все-таки есть? Есть! Сейчас навалюсь на него, уроню на землю, не собью ударом, так придушу хоть слегка, для науки. Будет знать. Да тело ослабло и изнежилось, легкие прокурены… Вот уже и задыхаюсь через минуту. Но дух – дух крепок, мой дух никому не сломить! Ни гребаному маленькому человечку, ни такому же маленькому и подленькому миру.

Я уже совсем собираюсь изобразить нечто вроде сумоистского прыжка из угла ринга, как слышу позади себя знакомый голос с характерным гэканьем:

– Да шо ж ты, хад, дэлаешь? Я щас мылицыю позову!!!

Наша консьержка Тая, бабка лет 55 с Украины, отважно бросается мне на помощь. Буквально бросается, пытаясь повиснуть на пацанчике, а тот четко и акцентированно бьет ее в живот. Тая оседает на асфальт. И тут в голове моей, что называется, помутилось. Три вопроса возникают одновременно, постепенно смешиваясь друг с другом. Первый: «Тая всего на десять лет старше меня, и она бабка, а я суперменом был минуту назад. Почему?» Второй: «Что же он за сволочь такая – женщину старую кулаком?» Третий: «А не убить ли мне его?»

От шока и удивления я разжимаю горло пацанчика. Вопросы в голове окончательно перемешиваются и звучат теперь так: «Почему я был суперменом? Что же я за гад? И зачем кулаки у Таи, если она не умеет ими пользоваться? И вообще, где мои семнадцать лет? На Большом Каретном? Тогда везите меня туда, срочно, я не хочу здесь оставаться ни секунды!»

Мне грустно, мне очень грустно, чмо я и ничтожество, если даже женщину старую защитить не могу. Какой, к черту, дух?! Яду мне, и побольше…

Вот вроде опытный я человек – жизнь прожил и боксом занимался в юности, а ошибку совершил детскую. Тут ведь одно из двух: либо драться, либо рефлексировать. Это мне мой тренер в двенадцать лет сказал, когда я только заниматься пришел. «Поэтому, – сказал, – вас, интеллигентов недорезанных, и бьют всегда, что думаете много. А ты не думай – ты дерись. Дерись, и все».

…В губу мне прилетело так, что она лопнула, и из нее фонтанчиком брызнула кровь. Красиво так прилетело, живописно, как в голливудских фильмах. Размахивая руками, я попытался удержать равновесие, и каким-то чудом в последний момент не только удержал, но и умудрился залепить пацанчику хорошего крюка снизу. Вполне вероятно, что сломал ему нос или челюсть. По крайней мере, он упал наконец-то, и рожа у него была вся в крови. Но и я упал, вложившись в удар по полной. Не то чтобы упал, а как бы устало опустился на четвереньки.

Смешно: пацанчик тоже стоял на карачках в нескольких метрах от меня. Когда только подняться успел, гад? Все, шутки кончились! Два четвероногих зверя готовились убить друг друга. Молодой и матерый. Морды у зверей сочились кровью, каждый пытался доказать свое право на существование. Причина конфликта уже забылась – я ее точно не помнил. А какая еще нужна причина, чтобы перегрызть ближнему горло? Он ближний и уже поэтому мешает.

– Урод пьяный, сука, быдло, сдохни! – пробулькал молодой.

– От быдла слышу, щенок слюнявый, – ответил матерый я.

Мы скалили окровавленные зубы, мы рычали, мы готовились к древней и самой понятной на свете битве за жизнь. Я было подумал о том, как же все-таки подозрительно быстро с меня, любителя литературы и новоорлеанской школы джаза, сполз человек. Но тут же задушил эту мысль. Нельзя думать. Сдохну. Еще секунда бы, и началось…

Но тут где-то наверху, над нами, раздался очень громкий и, как ни странно, тоже пьяный голос:

– Люди русские, твою мать, вы чего? Совсем охренели?! Дороги вам мало? Да я вам сейчас сам таких навешаю – за тупость вашу! В Москве хачей полно, а тут русские люди дорогу не поделили!

Голос звучал настолько неуместно в сложившейся мизансцене, что мы с пацанчиком, не сговариваясь, подняли головы вверх. Не знаю, что ожидал увидеть пацанчик, а я думал, что пришел по мою душу былинный Дед Мороз из сказки «Морозко». Пьяненький немного, но от того еще более былинный, растягивающий на богатырский манер слова, размахивающий грозно сеющим холод посохом.

Я поднял голову, но Деда Мороза не увидел. Надо мною стояло, сжимая в руке банку дешевого пива, укутанное шарфом с надписью «ЦСКА», обыкновенное московское быдло. Ну вот, то самое, классическое, которое я отважно игнорировал, гуляя по улицам родного города. Парень лет тридцати, с опухшим, стертым лицом, выглядящий на все сорок, – явно футбольный фанат. Словно Ленин кепкой, он размахивал банкой пива «Балтика № 7» и был абсолютно уверен в своем праве судить меня с пацанчиком – казнить или миловать. «Господи, ну за что же мне все это? – мысленно завопил я. – Что я им всем плохого сделал? Почему они думают, что могут учить меня и улучшать? Я просто решил не заворачивать во двор на такси. Просто прогуляться хотел, проветриться после пьянки… И вот – пожалуйста! Сначала злой мальчишка на «Мерседесе», а потом, когда я почти включился в восхитительную, не на жизнь, а на смерть, драку, появился этот судья из Центрального спортивного клуба армии. Даже подраться спокойно не дают… За что?»

Бог молчал, он вообще всегда молчит. В этот раз, в наступившей внутри тишине, мне почудилось молчаливое осуждение. Я разозлился – непонятно на кого – и дал выход раздражению в направлении былинного фаната ЦСКА.