Багдад. Война, мир и Back in USSR - Борис Щербаков Страница 3

— Пятый этаж… — надменно, но довольно безразлично, произнес железный голос лифта, и мы с женой вышли в корридор.

«Говорящий лифт» меня просто потряс, ввел в смятение — зачем? Кому это нужно, чтоб этаж звучал, как остановка в метро? Как-то уж очень все это было необычно, неестественно, за гранью логики, по крайней мере, моей… Может быть в ЦК КПСС (а именно там, в 5-ом Подъезде, что рядом с Ипатьевским переулком, напротив входа в охраняемую территорию других корпусов ЦК) работали столь немощные, столь слабовидящие люди? Да нет, вроде. Может, нужен он был на тот случай, если кто заснул, к примеру, по ходу движения лифта, так звуком сигнал будет подан, дескать, «пятый этаж, извольте бриться!».

Волею судеб я потом буду работать в Управлении Делами ЦК именно в этом, пятом подъезде, и этот говорливый лифт будет поднимать меня уже на работу, на мой шестой этаж, и ничуть мне при этом не будет мешать, раздражать, я и не замечал его тогда.

Пятый подъезд… Зашторенные бежевыми занавесками стекла в массивных дубовых дверях, внутри — неприступный бастион власти, офицер КГБ на входе, проверяющий документы и пропуск, рядом — солдатик со штык-ножом на поясе, муха не пролетит. В фойе — обязательный книжный киоск, где все новинки из так называемой «книжной экспедиции», спецснабжение ЦК и других центральных органов власти, на этажах фантастические буфеты с деликатесами того времени, рыбой, мясом, свежайшими бутербродами, блинами с икрой… и все по смешным искусственным ценам. Когда я уже работал в ЦК, я в виде экскурсии в несостоявшийся коммунизм, пригласил отца отобедать в нашем буфете, он долго качал головой, не в силах поверить, что все эти заливные карпы и свежайшие пирожки могут стоить так мало денег… Впрочем, они, наверное, и не стоили, это за счет дотации их держали на номинальном уровне, — наверное, неудобно было совсем уж бесплатно все раздавать.

Пятый подъезд. Уже в 1991 году, после провала путча, было как-то не по себе от того, что бастион пал… Нам, сотрудникам Аппарата было предписано прийти для получения трудовых книжек и партбилетов где-то через месяц после запрета деятельности КПСС. К тому моменту волна сжигания партбилетов уже сошла, вроде как и не модно стало, с кем теперь бороться-то, раз уже нет ее, ведущей и направляющей?

Лирическое отступление: меня до сих пор поражает бессмысленность этих публичных сжиганий партбилетов. Смотрите: это ваш собственный партбилет, т. е. документ, удостоверяющий вашу принадлежность к преступной и разложившейся организации, так? Теперь вы вдруг решили себя с ней не связывать (теперь уже это безопасно просто). Но, дорогой мой, кто же вас в нее тянул-то, кто же вас уговаривал стать членом столь ненавистной организации? Или вы это под воздействием гипноза пропаганды, или в бессознательном состоянии? Да нет же, вы, как и все раньше, изучив правила игры на входе во взрослую жизнь, сделали свой выбор — я буду подчиняться партийному идиотизму и ритуалам, но зато я буду расти в карьере, двигаться по социальной лестнице, и достигну некоторой степени материального достатка, таким вот образом. Это непросто, это требует самоограничения свободы, подавления собственной гордости где-то, это затратно в смысле общественной активности, отнимает уйму времени… Но это осознанный выбор. Мир совершенно не поменялся с тех пор, в любой системе существуют свои правила социальной реализации, и они так же требуют существенных усилий над собой. Протест должен хотя бы иметь внутреннюю логику: например, меня заставили, а, вообще-то, я против. В вопросах членства в КПСС, насколько я помню, мало кого заставляли. Да, правила были такие, если хочешь преуспеть, вступай, но не хочешь — твое дело, иди ищи другие возможности для применения собственных талантов и сил. Так о чем протест? Об исторической несправедливости, что угораздило родиться в такой своеобразной, не сказать большего, общественно-политической системе? Во многом эти сжигания партбилетов той поры — неумная демонстрация собственной беспомощности, красивый киношный жест, копирующий американские 60-ые, когда люди сжигали повестки в военкоматы (но это были повестки!!! Их принуждали идти на вьетнамскую войну!!!) И уж совсем не бесстрашная общественная, гражданская позиция, как это пытаются выставить некоторые мятущиеся товарищи по судьбе. В общем, абсурд, да и только. При этом, на мой взгляд, коммунистическая идея сама по себе была абсурдна, конечно, симпатий ни у кого не вызывала, и режим был тот еще… Так что массовый «героизм» сжигания партбилетов мне был тогда, да и сейчас глубоко противен своей лживой, лицемерной сущностью, и свой партбилет я получил тогда и оставил на вечную память о том времени и о себе в нем. Все было именно так, как было, и мне за это не стыдно, к счастью.

В 1991 году, в сентябре, когда я получал на руки свой партбилет, у Пятого подъезда на входе встали какие-то ряженые казаки, молодые люди из демократической волны в черной форме, смахивающей на «эсэсовскую», в общем, ужас… «Глобальная геополитическая катастрофа» случилась.

А в 1986-м, в августе, этот подъезд, и особенно лифт вводил в состояние транса, своей загадочностью, неуловимым тоном превосходства над пассажирами, невидимый дворецкий, бесстрастный и строгий страж Цековских этажей и коридоров. В общем, почти что Великий Гудвин из Страны Озз.

Вызов в «Инстанцию» не предвещал ничего хорошего. Все анкеты, характеристики были давно отправлены из Министерства Внешней Торговли, и ожидалось лишь положительное заключение, отмашка на выезд, и чаще всего никаких трудностей прохождение «Инстанции», т. е. ЦК КПСС и после КГБ, не вызывало. Если проблемы возникали, то вызов был в ЦК КПСС, но не собственно в КГБ, по устоявшейся процедуре, Комитет лишь выполнял проверку, собирал материалы, давал заключения, а собственно решение должен было принимать Аппарат ЦК.

У меня за спиной был Йемен, я уже два года как был активным членом КПСС, неоднократно выезжал в соцстраны — по всем показателям не должно было быть проблем, включая и жену, ведь она тоже уже побывала в Йемене, то есть, человек проверенный, «делу Коммунистической Партии преданный», и т. д.

Мы вошли в кабинет к «направленцу», сотруднику, ответственному за арабское направление в советском загранаппарате, т. е ответработнику, как принято было их тогда называть в профессиональной бюрократической партийной среде, мило поздоровались, и почти с порога услышали:

— Что же вы, Ирина Григорьевна(это жена) в заблуждение Инстанцию вводите, проявляете нечестность в Анкете!

— ????(ах, ох, слезы, шок от самой постановки вопроса).

В этот момент я уже мысленно прощался с мечтой о Междуречье, с Багдадом и Басрой вместе взятыми….

— Амис Александр Георгиевич, вам что-нибудь говорит это имя? — продолжал ответработник, с интересом наблюдая за реакцией.

«Говорит, но при чем здесь Саша, он уехал в Америку черт знает когда, и мы же с той поры уже в Йемене интернациональный долг выполняли вполне успешно», пронеслось у меня в голове. В то время родственник за границей, даже дальний, с которым и связи-то никакой нет и не было — это было сродни государственной измене. На самом деле, на конкретный вопрос в Анкете «есть ли у вас родственники за границей», следовало перечислить лишь прямых и самых что ни на есть родных родственников, а всех и не предполагалось, так что никакой нечестности, сорри! И потом, может человек и не знать, есть ли у него богатый дядя в Канаде?!! Может.