Мои мужчины - Саша Канес Страница 3

Когда я была в девятом классе, у нас стал появляться некий Славик. Он приходил со своей прокуренной, хриплой мамашей, которая вовсю пыталась проявить эмансипированность и разговаривала исключительно площадным матом. Она сама смеялась над собственными грубыми и тупыми шутками, и жутковатый хриплый хохот вырывался прямо из окутывающего ее беломорного облака. Я ее так и запомнила — как матерящееся вонючее облако. Без лица… А папаши у Славика, я думаю, вообще никогда не было. Во всяком случае, я, даже пытаясь вопреки естеству представить себя самым разнузданным и сексуально озабоченным мужиком в мире, не могла вообразить, как можно совершить с его мамашей те самые действия, которые привели к появлению Славика на свет. Но подвернулся все же какой-то опустившийся бич — бывший интеллигентный человек, из числа тех, кто настолько упивался своей внутренней свободой, что никогда и нигде не работал. Подобные люди жили как хотели, то есть за счет эмансипированных от безысходности и недотраханности русских баб. Уж не знаю, как и зачем, но переспал он спьяну с этой несчастной нечесаной дурищей. Поняв, что таким образом заделал Славика, в ужасе от содеянного мужчина, смылся, как я поняла, бичевать то ли на БАМ, то ли на какую-то другую стройку развитого социализма.

В то лето мне исполнилось шестнадцать и я перешла в десятый, последний, класс школы. Славик был старше меня на два года и только что сдал летнюю сессию в своем нефтехимическом институте. Мы с отцом и двумя знакомыми семейными парами сплавлялись по реке Юрюзани в Башкирии. Для Славика это был первый поход в жизни. Его мать попросила моего папу взять его с нами, аргументировав это желанием сделать из Славика настоящего мужчину. Думаю, на самом деле у нее внезапно завелся какой-нибудь недоделанный хахаль-попрошайка, и Славик просто мешал короткому бабьему счастью.

На Урале в тот год стояла страшная жара, вода не несла совершенно, и мы две недели вкалывали как проклятые, перетаскивая ободранные острыми камнями байдарки через высохшие перекаты. При этом днем нас нещадно жрали слепни и оводы, а ночью изводили гнусным зюзюканьем и несносной почесухой озверевшие от великой суши комары. Справедливости ради надо сказать, что Славик все же старался быть полезным, но большого прока от его не в то место вставленных рук, разумеется, не было. Зато я обратила внимание на то, что он стал совершенно дико на меня пялиться.

Однажды мы заночевали возле задрипанного башкирского городка. Назван этот населенный пункт был в честь Салавата Юлаева — узкоглазого подельника Емельяна Пугачева. В пятидесяти метрах от нашей стоянки, на изгибе реки, был песчаный плес. Я проснулась рано утром от нестерпимой духоты, вылезла из палатки и пошла купаться. Побарахтавшись несколько минут нагишом в пованивавшей коровьим навозом теплой воде, я направилась к берегу. И в этот момент на берег вышел Славик и словно прилип взглядом к моему голому телу. Он так уставился на мои несчастные сиськи, вусмерть обкусанные за последние дни летучей кровососущей нечистью, что я подумала — у парня столбняк. Синие сатиновые трусы его самым бесстыдным образом оттопырились, и, пробормотав что-то невнятное, он ринулся в кусты. Я совершенно искренне захохотала, не спеша вышла из воды и обтерлась махровым полотенцем. Потом оделась. Это, надо сказать, был первый замеченный мной случай столь откровенной реакции мужского естества на мою персону. Скажу честно, произошедшее меня позабавило. Я к тому времени в теории знала об отношениях полов не меньше, чем нормальная взрослая женщина, но мысль, что сегодня «поприветствовали вставанием» именно меня, волновала.

В то утро была моя очередь готовить завтрак на всю нашу ораву, и, не углубляясь особо в размышления, я пошла разводить костер. Надо сказать, что завтрак в общем-то был уже почти совсем готов и требовалось совсем немного, чтобы довести его до ума. Еще накануне мы осматривали молодой ельник возле нашей стоянки и наткнулись на несметное количество маслят. И я решила, что на завтрак у нас будет пшеничная каша с грибами.

Для того чтобы приготовить ее, кроме собственно пшеничной крупы (в те годы она еще называлась «Артек»), требуются репчатый лук, растительное масло для жарки и немного соли. Замечательно, если найдется пара морковок, которые можно натереть на терке, а в походных условиях просто мелко порезать вместе с репчатым луком. Грибы вовсе не обязательно должны быть маслятами — отлично пойдут и другие: белые, моховики, подосиновики, подберезовики, опята и шампиньоны — лучше, разумеется, лесные, а не магазинные. Грибы моем, чистим и режем на куски в полпальца величиной. Тем временем в глубокую сковороду наливаем масло, пригодное для жарки, и доводим его до кипения. В кипящее масло бросаем нарезанный репчатый лук и морковь. После того как лук станет золотистым, а морковь — оранжевой, положим туда же нарезанные грибы. Подождем, когда из грибов выпарится вода и они тоже подрумянятся в кипящем масле. Когда это произойдет, засыплем сухую пшеничную крупу прямо в образовавшуюся смесь и все тщательно перемешаем. Дадим крупе пару минут погреться в масле и только потом зальем кипятком. Прокипятив кашу минут пятнадцать на небольшом огне, накроем ее крышкой и снимем с огня. Лучше всего подавать приготовленную вечером кашу наутро, и вкуснее всего — прижарить ее на сковороде. При этом нет необходимости смазывать сковороду жиром — его достаточно в самой каше. Образуется замечательная золотистая корочка с неповторимым грибным ароматом.

Позавтракав, мы двинулись в дальнейший путь — всего за несколько коротких дней нам предстояло пройти пару сот километров по капризной реке, где длинные мели чередовались с опасными порогами.

В конце сплава нас постигла серьезная неудача. Две байдарки из трех, разогнавшись на стремнине, сели на топляк — разбухшие от воды бревна, осевшие на мелководье. Повреждения лодок были столь серьезны, что ремонтироваться пришлось весь день. Отец даже ночью продолжал работать, пытаясь не только проклеить расползающуюся резиновую «калошу» одной из них, но и привести хотя бы во временный порядок разваливавшийся дюралевый каркас другой с огромным трудом, предприняв кучу вынужденных остановок, мы преодолели последние двадцать километров пути. Затраты времени оказались невосполнимыми. В конечном пункте маршрута мы очень удачно арендовали всего за двадцать целковых похоронный «пазик», только что освободившийся от покойника и его родни. Но когда мы прибыли на уфимский вокзал, наш поезд уже ушел.

В самый разгар лета, в период отпусков, шансов нормально добраться до Москвы практически не было. О том, чтобы уехать всем вместе, в одном поезде и тем более в одном вагоне, не могло быть и речи.

Но мой отец никогда не унывал и не привык расстраиваться от подобных жизненных трудностей. У него везде были друзья. Оставив весь наш измученный табор в зале ожидания железнодорожного вокзала, он бросился разыскивать приятелей — каэспешников и профессоров-физиков, которые могли бы нам помочь покинуть этот замечательный город. Кроме просроченных билетов, у нас оставалось совсем немного денег, и неутомимая папина активность была практически единственным источником оптимизма. Я даже представить не могла, что следующий день будет счастливейшим в моей жизни.

Это был день моего шестнадцатилетия. Я никогда не придавала особого значения дням рождения, предпочитая Новый год. Но в этот раз сама судьба сделала мне потрясающий подарок. Я встретила его, мужчину своей жизни! Нашла его в недрах прокуренного и заплеванного уфимского вокзала. Это была моя удача, мой шанс, который я упустила.