Как подружиться с демонами - Грэм Джойс Страница 29

Ладно, черт с ним, назовем его «Красный клуб». Мне без разницы. Джез всегда настаивал на том, что в этом клубе нас угощает он. А мои финансы пели романсы с тех пор, как я взял банковский заем и платил процентную ставку, которая вогнала бы в краску даже ростовщика.

Мне надо было перекинуться парой слов со Штыном, пока его не развезло.

— Люси вернулась? — спросил я.

Он вытер нос и покачал головой.

— Штын, послушай, мне нужно знать, как дела с «Гордостью и предубеждением».

Ответил он так: выпил залпом бокал шампанского, взмахнул ручищей и сказал: «Продвигаются, продвигаются». Затем оглядел зал в поисках более интересного собеседника.

— Брось, дружище. Мне нужен внятный ответ.

Он хлопнул меня по плечу:

— Расслабься. Считай, уже готово.

После чего, пошатываясь, отправился на поиски следующей дозы.

Клуб понравился мне ничуть не больше, чем в прошлый раз. Нарисовалась моя развеселая соседка Тара, но футболисты были уже другие. Одного из них она мне любезно представила. Милый парень, хотя, по-моему, чуточку слишком зелен, чтобы гулять без родителей так поздно.

— Вы зарабатываете этим на жизнь? — спросил я.

— Конечно же, — захихикала Тара. — Он ведь играет за Англию!

— Прелестно, — сказал я. — Это именно то, что нам надо. Как можно больше молодых людей, играющих за Англию. — Я осушил бокал и огляделся, выискивая повод ускользнуть.

В клуб ввалилась новая порция клиентов, Тара замахала кому-то из них рукой, а футболист тронул меня за локоть:

— Я тут это… попал.

— Что-что?

Он обошел меня с другой стороны. От музыки тряслись стены. Ему пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до моего уха:

— На меня писаки насели. Папрацы. Задолбали уже.

Я решительно не понимал, о чем речь. Оставив свой бокал наедине с футболистом, я спустился по лестнице в уборную, где прислуживал за чаевые элегантный нигериец. Я, скажем так, окроплял эмаль, когда заявился футболист, — как видно, он крался за мной по пятам. Он сунул смотрителю банкноту и указал ему пальцем на дверь. Нигериец тут же исчез. Я вымыл руки и, поскольку смотрителя уже не было, опустился до того, что сам выдал себе салфетку.

— Нужно, чтоб они от меня отстали, — сказал футболист. — Тара говорит, у вас хорошие связи. Заодно и деньжат поднимете.

— Ничем не могу помочь, — сказал я.

— Понимаю. Я знаю, как это делается. Неофициально. Только между нами. Вы ведь из правительства, да?

— Откуда? Господи, что она обо мне наговорила? Разве твое «Челси» тебе не поможет? Во что бы ты там ни вляпался?

— Я не за «Челси» играю.

— Ясно. Послушай: не знаю, что тебе сказала Тара, но она что-то напутала.

Юный футболист в запальчивости схватил меня за руку. Я просто взглянул на его пальцы, и этого оказалось достаточно, чтобы они разжались. Затем, к моему удивлению, он отвернулся к раковине и заплакал. Совсем как ребенок. Я было потянулся, чтобы успокоить его, — не каменный же я, — но случайно посмотрел в зеркало и в ужасе отпрянул.

С юноши свисал бес. И вид у него был безысходно печальный. Я отлично знал, чем это грозит.

Меня вывернуло. Нырнув в одну из кабинок, я напоил унитаз (по большей части красным вином). Футболист этого даже не заметил. Когда я вышел из кабинки, бес все еще пытался поймать мой взгляд, но тоска, уныние и острая вонь, исходившие от него, заставили меня пулей вылететь из уборной. За дверью околачивался смотритель.

— Иди помоги ему, — распорядился я.

Поднявшись наверх, я выпил еще один бокал спасения и стрельнул у Джеза сигарету.

— Все нормально? — спросил он. — Ты что-то побледнел.

— Где эта чертова Тара?

— Под столом с угасающей рок-звездой. А что она тебе сделала?

— О господи!

— Успокойся, Уильям. Давай-ка присядем. Надо поговорить.

Джез отвел меня к мягкому уголку, затянутому устрашающе красным велюром. В «Красном клубе» мне всегда казалось, что я нахожусь в гигантской глотке и трусь о гланды. Джез подозвал официантку.

— Мне только водички, — сказал я. — Голова кружится.

— Слушай, Уильям, нам нужно еще несколько стихотворений. Эти идиоты отправляют меня в турне.

— В турне? Куда?

— В Южную Африку, черт бы ее побрал.

— Боже, когда же это закончится?

Новость была не из приятных. Пару лет назад мы с Джезом затеяли что-то вроде мистификации. Региональный совет по искусствам славился тем, что выдавал гранты — да еще наличными — этническим писателям. Смеха ради мы сварганили заявку: я написал несколько воистину дурацких стишков, а Джез отправил их от своего имени. И этот совет по искусствам в него буквально вцепился. Им его будто Бог послал: азиат и голубой, то бишь представитель двух меньшинств разом. Они тут же выделили ему пять тысяч фунтов стерлингов стипендии (по-моему, они называют это именно так). Отсмеявшись, мы вложили все деньги в наше книгоподдельное предприятие.

Но дальше началось то, чего мы не предвидели. Солидным газетам так приглянулось лицо Джеза, что они повадились совать его во все колонки об искусстве. Как же, красивый мальчик, а тут еще мои дерьмовые вирши — и вот они уже воображают, будто открыли новую звезду. Ему стали наперебой предлагать почитать стихи там и тут, съездить в турне и так далее. Я советовал ему изобразить крайнюю застенчивость, притвориться затворником или кем-то в этом духе. Но он уверял, что справится. И справлялся.

По правде говоря, ему нравилось быть в центре внимания. Чтения и концерты всегда привлекают людей, которые ищут чего-то большего, нежели просто насладиться поэзией. Еще немного — и я узнал, что он декламировал мои вирши в Саут-Бэнке и в Институте современного искусства. И вот дошло до того, что этот чертов Британский совет спонсирует его международные турне! Хуже всего, что у меня не хватало духу прекратить это, потому что каждый пенс, заработанный этим надувательством, Джез перечислял в «Гоупойнт».

— Мне нужен новый материал, — потребовал Джез. — Я не могу постоянно читать одно и то же старье.

— Какие стихи ты хочешь? — сухо спросил я. — Азиато-гейские или гейско-азиатские?

— Неплохо бы что-то повеселей. А то, судя по нынешним, я какой-то… унылый печалец.

Я посмотрел на него с укоризной. Вот в чем беда этой затеи: чем больше веса он набирал в поэтических кругах, тем сложнее становилось прекратить это. А Джез в этих кругах знал всех и каждого. Именно он свел меня с Эллисом — незадолго до этого без-пяти-минут-придворный-поэт тиснул в какой-то литературной газетке блистательный, искрометный обзор Джезова творчества. Эллис даже предложил мне — пардон, Джезу — написать хвалебный отзыв для обложки моего/его/нашего сборника, который издательство «Колд-Чизел» планировало выпустить в этом году. Эллис назвал себя большим поклонником Джеза и пригласил его на ужин; тогда-то Джез и выяснил, что Эллиса интересуют антикварные книги, благодаря чему с ним познакомился я.