Спаси меня - Кристофер Харт Страница 27

— Господи, с тобой-то что случилось?

— Кто-то на меня напал, — произносит бедолага, не скрывая сарказма. — Не успела заметить кто.

Она дрожит. У меня на языке крутится тысяча и один вопрос, а руки так и чешутся намылить кое-кому шею. Только сейчас нельзя распускаться — кулаками горю не поможешь. Под холодной и твердой коркой, старой как мир и столь же мудрой, бушует магма. Однако ради Бет я буду хладнокровен и тверд как хирург.

Не говоря ни слова, обнимаю ее за дрожащие плечи и осторожно веду в ванную. Под ярким и беспристрастным светом ламп все кажется гораздо хуже. Бет глядит на себя в зеркало, будто силится узнать отражение и не может. Я гашу верхний свет, включаю мягкую боковую подсветку и поворачиваю бедняжку вполоборота.

— Ого, впечатляет, — присвистываю я. — Да тут настоящий боксер-тяжеловес поработал. Только не говори, что с Ленноксом Льюисом [28]состязалась.

Набираю полную раковину теплой воды, подхожу к шкафчику с бельем и беру из стопки чистое полотенце; возвращаюсь к Бет и осторожно приподнимаю ее подбородок.

— Запрокинь голову. Вот так. Потерпи, сейчас будет больно. — Смачиваю полотенце теплой водой, легонько отжимаю, кладу руку на плечо Бет, а другой начинаю осторожно омывать нос и губы. Она жмурится, но терпит. Беру рукой чуть-чуть мыльной пены и смываю запекшуюся кровь с подбородка и щек. К ее глазам подступают слезы.

— Больно? — спрашиваю я, прекращая процедуру.

Бет отрицательно качает головой и утыкается лицом в мое плечо. Я бережно придерживаю ладонью ее затылок и кладу щеку на макушку, вдыхая запах волос: «Шанель», сигареты, печаль. Бет снова отстраняется.

— Всё нормально, — говорит моя подопечная. — Прости. Давай дальше.

Я отираю влажные дорожки на ее щеках и касаюсь левого глаза — морщится. Тогда опускаю руки ей на плечи и говорю:

— Посмотри на меня.

Она смотрит: левый глаз почти не открывается.

— Хорошо, теперь не двигайся.

Очень осторожно кладу пальцы на нижнее и верхнее веко и чуть приоткрываю глаз. Губы кривятся от боли, и все же она терпит и не дергается. Глаз хоть и слезится, но чистый.

— Видишь?

Кивает.

— Ты не теряла сознание? Не тошнит? Голова не кружится?

Бет отрицательно качает головой и смеется таким печальным, сдавленным смешком.

— Ладно. — Я успокаиваюсь и обнимаю ее. — Жить будешь.

Улыбается.

— Знаешь, а впечатляет. Ты прямо-таки профессиональный медбрат. Будто всю жизнь синяки и ссадины лечил. Как тебе удалось так приноровиться?

— Регби, — мужественно отвечаю я. — Радуйся, что не получила ниже пояса.

(Регби! Ну и загнул! Что ты вообще о регби знаешь? На самом деле я даже не представляю, что конкретно делать. Главное — чтобы Бет верила в мою компетентность. Можно сказать, исполняю роль этакого живого плацебо.)

Бросаю мокрое полотенце в раковину.

— Давай попробуй свитер снять. Надо бы застирать его. — Лицо Бет искажается от ужаса, и я, неверно истолковав ее реакцию, предлагаю скромнице свою рубашку.

Она поднимает руки, пытаясь стянуть через голову свитер, но тут же, судорожно вздохнув, опускает их.

— Плечо. И рука не слушается.

Начинаю помогать — тихо и осторожно, однако возникают серьезные трудности: Бет не может поднять левую руку — слишком больно, судорожно втягивает воздух, ее всю перекашивает, и она стискивает зубы.

— Ладно, давай попробуем с правой.

Бедолага опирается на мое плечо, и я высвобождаю ее руку из хлопкового рукава. Потом, стянув свитер через голову, наконец стягиваю его с обвисшей плетью левой руки. При виде голого плеча прищелкиваю языком.

— Ого, впечатляет.

Бет кое-как поворачивает голову набок и косится вниз.

— Черт. Похоже, удары наотмашь на ближайшее время отменяются. А раздуло-то как!

Промывать смысла нет — ни порезов, ни ссадин; все плечо представляет собой гигантский багровый синяк.

— Знаешь, я бы предположил, что тебя бейсбольной битой отделали.

— Да нет, ногами били, когда я уже на земле валялась, — равнодушно поясняет Бет. Тут на ее глаза снова навертываются слезы, и она утыкается лицом мне в плечо.

Я опять целую ее, как маленькую, в макушку и утешаю, тихонько покачивая:

— Не плачь, все прошло.

Немного успокоившись, она отстраняется, поворачивается боком и расстегивает молнию на юбке. Та спадает к ее ногам, и Бет переступает в сторону, оставляя нехитрый предмет своего гардероба на полу. Снова ее перекашивает от боли, она замирает, дышит тихонько, потом наклоняется и подбирает юбку. Я забираю одежду и отправляюсь на кухню. Просматриваю швы, чтобы найти инструкцию по стирке, и бросаю белье в стиральную машину.

Оборачиваюсь и вижу: Бет стоит в нижнем белье, прислонившись к косяку здоровым плечом, и, склонив набок голову, улыбается, насколько позволяет ее изувеченный рот.

— Спасибо, ты необыкновенный человек, — говорит она.

Протискиваюсь в дверь и легонько подкалываю ее.

— Ты же сама прекрасно знаешь: я хоть и жиголо, сердце у меня золотое.

Она заходится смехом и тут же, резко вздохнув, хватается за живот. Умоляюще смотрит на меня.

— Не смеши, ладно?

Ухожу в спальню, выбираю в ящике комода старую байковую рубашку, а поднявшись, и здесь вижу ее в дверях — ходит за мной, как щеночек. Боится остаться одна, наша независимая, хладнокровная, замкнутая Бет. Даже на секундочку. Затем подходит ко мне, обвивает руками за талию и утыкается лицом в плечо. Только теперь уже иначе, с какой-то настоятельностью. Крепко-крепко прижимается и нежно тычется в рубашку разбитым ртом.

Поймите меня правильно, не каждый день в своей собственной спальне я принимаю неотразимых молоденьких актрис в одном нижнем белье. А уж о том, чтобы они сами на мне висли, и речи нет. А потому, к своему немалому стыду, должен признаться (впрочем, по большому счету, стыдиться тут особенно нечего), что мои детородные органы реагируют самым естественным образом. Моя маленькая проказница, ощутив бедром нарастающую твердость, вместо того чтобы отпрянуть в девственном страхе, прижимается еще сильнее. Она почти вворачивается в меня, закинув ногу чуть ли не на спину и запрятав лицо на моей груди.

Только сейчас Бет нужно совсем другое — в ее растерянном рассудке нет и мысли о сексе. Собрав всю волю, я беру глупышку за локти и отстраняю в сторону. Она поднимает на меня выжидающий взгляд. Но я только касаюсь ее губ, и мы долго смотрим друг на друга в упор, не мигая. Наконец Бет спрашивает: