Свое счастье - Ирина Грекова Страница 26

Дверь отворилась, и он вошел — пружинистый, легкий, летящий, с облачком темных, чуть поредевших, взвихренных волос. Сразу же цветком шиповника зарделась Лора (вся нестеровская меланхолия с нее соскочила). Молча оживилась Магда. Малых просиял откровенно, Толбин улыбнулся скромно, сдержанно. Даже на суховатом лице Полынина изобразился намек на радость. Анна Кирилловна — та просто расцвела. «Видно, тут его любят», — не без досады подумал Нешатов. Он вообще был против излишней популярности.

— Приветствую вас, друзья, — сказал Фабрицкий, открывая в яркой улыбке сплошные, спереди белые, с боков золотые зубы. — Ну как вы тут поживаете?

— Хорошо, — сразу ответило несколько голосов.

— Вот видите, как хорошо без начальства.

Хор возражений. «Подхалимы», — подумал Нешатов. Фабрицкий обходил комнату, с каждым здороваясь за руку, каждому говоря любезность или отпуская шутку. «И дым отечества нам сладок и приятен», — сказал он, подойдя к Малыху (тот курил). Ган посмотрел с теплой улыбкой:

— Совсем без вас разнуздались.

— Обуздаем, укрепим дисциплину. А сегодня по случаю моего приезда пусть курят. Это будет курение фимиама в мою честь.

Дойдя до Нешатова, Фабрицкий окинул его быстрым взглядом светло-коричневых глаз (беспокойные, они все время двигались из стороны в сторону).

— Юрий Иванович, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — ответил Нешатов. «Запомнил-таки имя-отчество», — досадливо думал он, вставая из-за стола и здороваясь с Фабрицким за руку. Рука была смуглая, сухая, сильная в пожатии.

— Много о вас слышал, рад познакомиться, — сказал Фабрицкий, сияя белизной и золотом зубов. — Ну, какое у вас впечатление от нового места работы? Уже вошли в коллектив?

Нешатов молчал. За него ответил Ган:

— Вошел и даже предложил интересную схему дисплея. Это взамен светового табло.

Светло-коричневые глаза подернулись дымкой, словно бы ускользая:

— А я рассчитывал, что Юрий Иванович поможет Анне Кирилловне.

— Так получилось, — сказал Нешатов. — Мне пришло в голову…

— Отлично, подробности потом, — сказал Фабрицкий и отошел, щегольским движением подтягивая брюки. Худой, поджарый, он свободно вращался в них, словно ввинчивался. Светлый замшевый пиджак, девственно свежая рубашка мелкого рисунка, вольно распахнутая у смуглой шеи, — все на нем было чисто, нарядно, модно без претензии на моду. Нешатов наблюдал его с раздражением: «Весь напоказ, на эффект». Со слов Гана он ожидал чего-то другого. С Анной Кирилловной Фабрицкий не просто поздоровался за руку, как со всеми, а расцеловался со щеки на щеку:

— Ну как, Нюша, цветем? Новый цвет волос?

— Новый. Неудачный.

— А по-моему, хорош. Как голос?

— Синтетический? Все так же. Может, чуточку лучше.

— В общем, порядок?

— Ничего. Только вот Гоша…

— Это разговор особый, — быстро отодвинул тему Фабрицкий. — Вечером у нас. Мы с Галей ждем тебя часам к восьми.

Закончив обход, Фабрицкий взял свой новенький, нарядный дипломат, щелкнул золочеными замками.

— А теперь, говоря словами Ильфа и Петрова, раздача слонов и материализация духов. Каждому привез подарочек, хоть небольшой, но от души.

Подарки и впрямь были пустяковые, но выбранные любовно, со вкусом. Каждый со своим особым смыслом, со своей персональной записочкой. Сотрудники, смеясь, разглядывали подарки, читали записки.

— Жаль, не знал, что вы уже здесь, а то и вам привез бы гостинец.

— Это неважно, — буркнул Нешатов.

Фабрицкий мгновенно забыл о нем и выпорхнул на середину комнаты.

— Теперь я хочу прослушать краткий доклад о состоянии дел. Что случилось за время моего отсутствия? Никто не заболел? Никто не ушел в декрет?

Ответил Толбин:

— Ничего не случилось, если не считать, что Картузов опять на принудительном лечении, Максим Петрович читает лекции в Воронеже, а Даниил Романович закончил наконец Дуракона и теперь делает ему жену.

— Дуракона посмотрю. Жена — это неплохо. Где жена, там и дети. Скоро будем демонстрировать целое семейство. Ко мне есть вопросы?

— У меня есть, — ответил Нешатов. — Речь идет о моем техническом предложении…

— Буду рад обсудить в любое время, только не сегодня. После дороги я не в форме. Завтра мне играть соревнования по теннису, подтверждать свой первый разряд. Как-то раз после вечера с друзьями я, не выспавшись, играл соревнования и, представьте, заснул в прыжке…

Несколько ближайших дней Нешатов искал случая поговорить с Фабрицким, но тот был неуловим — какой-то летучий голландец. То он был у директора, то беседовал с заказчиками. Веселый, любезный, приветливый, он словно бы танцевал по делам, радуясь их многообразию. На каждый звонок отвечал бодро, уверенно, оптимистично; если звонила женщина — уместно ввертывал комплимент. Поразительны были объем его внимания, четкость деловых контактов. Не было случая, чтобы он забыл свое обещание или, не дай бог, выказал раздражение. Как киноактер на амплуа супермена, он всегда был мобилизован, подвижен, весел, для каждого у него были наготове улыбка, шутка, каламбур. Тысячью перекрещивающихся нитей он был связан с учреждениями, их директорами и замами, их женами, их детьми. Все секретарши были для него не просто «девушки», а Верочки, Любочки, Ниночки. И только с Нешатовым деловой разговор все откладывался: было такое впечатление, что Фабрицкий нарочно его избегает.