Свое счастье - Ирина Грекова Страница 25

Ган сидел в тесноте за телефоном и казался на удивление старым. Нос висел ниже обычного, губы шевелились нехотя.

— Нет, нет, нет, — говорил он. — Этот вопрос я не могу решить без Фабрицкого. Да, да, да. Позвоните через неделю. Да, да, да. Через неделю. Всего хорошего.

Он положил трубку и отсутствующим взглядом уперся в Нешатова.

— Я к вам, Борис Михайлович.

— Садитесь, я вас слушаю. Только насчет бессмертия души сегодня способствовать не могу, она и у меня самого сегодня не очень бессмертна. Прихворнул. Да и устал. Пора бы уж вернуться Фабрицкому.

— Я вас долго мучить не буду. Постараюсь быть кратким. Я прочитал все ваши отчеты и окончательно убедился, что для такой работы я не гожусь. Мартышка и очки. На днях я был в лаборатории Анны Кирилловны и устранил там пустяковое повреждение. Это было как глоток свежего воздуха после парной бани. Я бы охотно пошел на должность техника или лаборанта… Не буду же я хуже Картузова?

— В тысячу раз лучше. Но об этом и речи быть не может. Отдел кадров не пропустит.

— Ну, ладно, не настаиваю. Меня вполне устраивала бы должность младшего научного, если бы не прилагательное «научный». Вашей науки я не понимаю и не приемлю. Этот заумный язык с загогулинами…

— Загогулин от вас никто не требует. Нам от вас нужны инженерные идеи.

— Кстати, о них. Некая идея, не бог весть какая, у меня появилась. Речь идет о том эксперименте со световым табло. Помните, вы меня туда водили? Тогда в разговоре возник вопрос о трехмерной развертке, о трудности ее создания. Так вот, несколько дней назад мне пришло в голову возможное решение. Третья координата — цвет. И не табло, а дисплей.

— Поясните.

— Очень просто. Третья координата — амплитуда сигнала — кодируется цветом изображения. Известно, что человеческое восприятие хорошо реагирует на цвет. Цветные сигналы издавна применяются на практике. Я сразу же набросал схему дисплея. Потом доработал. Вот она.

Нешатов вынул из кармана в несколько раз сложенный лист миллиметровки и развернул на столе. Ган в него вгляделся. Сперва бегло, потом все пристальнее. Задал несколько вопросов. Понял.

— Юрий Иванович, вы, так сказать, гальванизируете мой труп. Ведь я тоже когда-то был инженером. Интересно, интересно… Только осуществимо ли?

— Почему нет? Принципиальных трудностей не вижу.

— В жизни властвуют как раз не принципиальные трудности. Материальное обеспечение, оборудование, финансирование, включение в план и тому подобное. Но идея ваша мне понравилась. Знаете что? Посоветуемся с Магдалиной Васильевной.

Зазвонил телефон. Ган взял трубку, с несвойственной ему краткостью ответил: «Я занят. Позвоните через час».

Пошли в лабораторию. Нешатов был оживлен, почти весел. Коленчатые трубы над головой, шедшие зачем-то по всем коридорам, уже виделись привычными, как и ящики, загромождавшие проход. Идея трехмерной развертки была, в сущности, нехитрой. Но Ган ее одобрил, значит, не так уж она плоха. Тень прежней увлеченности пролетела, опахнув его крыльями.

Он мысленно увидел Магду с ее угловатыми плечами на фоне цветного дисплея, и у него как-то болезненно потеплело в груди. Что за чушь? Не влюбился же я в нее! Ну нет. С этим покончено. Да там, в сущности, и не во что влюбляться.

В лаборатории все было как всегда; у пульта стояли Магда с Толбиным и, похоже, ссорились.

— Не помешаем? — спросил Ган.

— Пожалуйста, — сухо ответила Магда. Сегодня она была бледна, нехороша, даже волосы тусклы. «И что это пришло мне в голову? — спросил себя Нешатов, припоминая болезненное стеснение, с которым только что думал о ней. — У нее, видно, роман с Толбиным, ну и бог с ними».

— Вот у Юрия Ивановича тут появилась интересная идея, — сказал Ган.

Схему разложили, стали изучать с пристрастием. Нешатов смятым голосом давал пояснения. Ему задавали вопросы. Он отвечал, чувствуя себя человеком. Давно забытое ощущение…

Наконец Магда сказала:

— Тут что-то есть.

В этой скупой похвале можно было прочесть многое: и признание, и удивление, и даже чуточку зависти… И даже намек на симпатию, как ни странно.

— Идея вполне естественная, — вмешался Толбин. — Когда я предлагал нечто подобное, меня не поддержали. Помните, я предлагал кодировать амплитуду яркостью?

— Идею яркости я отбросил, — сказал Нешатов. — Цвет лучше запоминается, он выразительнее. Один из принципов инженерной психологии.

— Кроме того, тут идея доведена до конструкции, почти до рабочих чертежей, — поддержала его Магда. — А там была голая идея.

Вбежал Малых и произнес уже знакомое:

— Что вы тут, заснули?

— Вы посмотрите, какую схему трехмерной развертки предложил Юрий Иванович, — сказал Ган.

Малых по уши погрузился в схему. Нешатов объяснял.

Малых пришел в восторг. «Вот, я же вам говорил!» — выражало его лицо.

— Ну, как? — спросила Магда.

— На большой палец!

— Так что же будем делать?

— Погодите, товарищи, — отрезвляюще сказал Ган. — Не так все просто. Принципиальная осуществимость и даже изящество решения — это половина дела. Другая половина — житейская проза: снабжение, ассигнования, включение в план и так далее. Все зависит от позиции Фабрицкого. Захочет — будем делать дисплей, не захочет — не будем.

В кабинетике Гана Нешатов закурил уже без разрешения.