На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг Страница 25

В южном Нью-Джерси мухи превратились в агрессивных хищников-кровососов, и поэтому все мое тело постоянно чесалось. Божьи коровки, сороконожки, майские, колорадские и прочие жуки летали и ползали в Форте-Фикс повсюду. Они скрипели и лопались под нашими ногами.

Хрусть-хрусть-хрусть.

Иногда по ночам тюремные жучки-паучки падали на лицо или тело, а один раз какой-то жучара умудрился залезть мне в ухо. Я проснулся от непонятных ощущений и сходу, в испуге, раздавил его пальцем, при этом непроизвольно протолкнул мерзкое существо вглубь. После экзекуции над обнаглевшим насекомым я еще полчаса выковыривал его раздавленные останки.

Из человека, с детства относящегося к пауку со священным ужасом, я превращался в профессора Паганеля, прыгающего по камере в поисках особо ценных экземпляров.

Без страха и с радостью идиота неюный натуралист сажал себе на руку по несколько гигантских зеленых богомолов (когда-то эти твари в изобилии населяли среднюю полосу России, потом исчезли вместе с бабочками-махаонами и сморчками).

Северо-восточное побережье Атлантического океана в двух часах езды от Нью-Йорка, получаса от Филадельфии, четырех от Вашингтона и семи от Бостона, являлось настоящим экологическим раем для всевозможных летающих и ползучих гадов.

Именно так, и явно по заслугам, называл эти пренеприятнейшие существа великий естествоиспытатель Альфред Брэм, дореволюционный трехтомник которого мне запретила вывозить в Америку российская таможня.

Я соглашался с авторитетным ученым.

Точно гады!

В результате ежедневных атак членистоногих на моем теле появились многочисленные красные точки и целые созвездия от укусов.

Все это приобретенное хозяйство неимоверно чесалось – на моих руках и ногах красовались классические болячки, которых у меня не было со времен отдыха в пионерлагере «Восток».

Как атомной войны, зэки Форта-Фикс боялись «Черной вдовы». Так назывался маленький черный паучок, укус которого, как говорили, был опаснее, чем укус некоторых ядовитых змей.

Время от времени в тюрьме появлялись специалисты-экстерминаторы и обрабатывали зону от всяческих черных вдов, а заодно от тараканов, мух, вошек, мышей и крыс.

Живности у нас водилось великое множество, но мерзкий паучок в тюремных страшилках занимал первое место. Русские «Черную вдову» почему-то не боялись и считали эти рассказы тюремными байками из разряда историй о «черном-черном человеке из черного-черного гроба».

Своего мнения по данному вопросу я пока что не выработал и, как всегда, к паукам относился весьма настороженно.

Особенно к особам женского пола.

…Во время очередного собрания русского землячества на тюремном Брайтоне мы с Максимкой сделали доклад об имевшем месте конфликте с доминиканцем и моем бое за вожделенную койку. Дима Обман и Саша Храповицкий высказались одновременно и почти одинаково.

– Не волнуйся. Будут проблемы – решим. Все по мере поступления. Вел ты себя правильно. Если потребуется помощь, поговорим с нужными пацанами. И босса ихнего мы знаем. Он неправильно себя повел на все сто процентов. Короче, если этот гад будет на тебя хоть немножко наезжать, сразу дай знать! И ничего не бойся. С боевым крещением, Левчик!

Между прочим, доминиканец вел себя на редкость спокойно. Во всяком случае – внешне. Мы не разговаривали и делали вид, что друг друга не замечаем, хотя в небольшой камере это было достаточно трудно. Тем не менее я радовался затишью, понимая, что плохая дружба лучше хорошей войны.

…Шли дни, а мы с Максимом все еще не находили наших имен в списках переезжающих на другую тюремную половину.

С «Севера» на «Юг».

Максим должен был уйти первым, мне же еще предстояло пройти официальную учебную программу «Прием и ориентация». Полноценной группы из меня и пары таких же новичков, которые самостоятельно сдались в тюрьму, явно не получалось – зольдатен ждали свежего пополнения.

Уже дней десять в Форт-Фикс не поступал новый этап.

Зэки попадали на нары к дяде Сэму только двумя способами: либо их привозил автобус Федерального бюро по тюрьмам, либо они сдавались сами.

Большинство будущих заключенных всеми возможными способами пытались избежать многодневной гонки по этапу через пересыльные тюрьмы. Адвокаты всегда пытались договориться с судом о самосдаче. Далеко не всем это удавалось: 80 % зэков поступали к нам по этапу – их арестовывали в зале суда после вынесения приговора. Я избежал этой участи только потому, что был «отличником» по трехлетнему домашнему аресту.

После того как в мою квартиру ввалился эскадрон вооруженных фэбээровцев, я провел три месяца в двух нью-джерсийских тюрьмах.

Седовласый дядька судья все-таки выпустил меня на «свободу» под полумиллионный залог, который с трудом собрали мои друзья. Благодаря этому я сдался в тюрьму самостоятельно.

Как Генрих Айзенштайн из «Летучей мыши».

Яркий образ графа гипнотизировал меня с детства, когда я впервые лет в двенадцать попал на оперетту Штрауса в Воронежский театр оперы и балета. В моей юной голове никак не укладывалось, насколько сильным должен был быть этот изящный человек, чтобы перед тюрьмой пойти на бал.

Айзенштайн шутил и веселился, хотя и знал, что его ожидает. То, что я когда-нибудь повторю его славный путь, я не мог себе представить и в самом страшном сне.

Все равно мне повезло в отличие от большинства других.

Американских зэков везли по этапу на специальных вэнах, автобусах и самолетах. Путь из соседней Пенсильвании в Нью-Йорк мог занять несколько недель. У тюремного ведомства существовали раз и навсегда отработанные маршруты, и ради десятка арестантов транспорт не гоняли.

В Форт-Фикс зэков доставляли из двух ближайших пересыльных централов Нью-Йорка и Филадельфии.

Обычно раз в неделю прямо к «приемному отделению» подъезжал замаскированный автобус или вэн. Иногда – несколько. Внешне они ничем не отличались от своих уличных собратьев – таких же блестящих и чистеньких городских или туристических автобусов. Кроме одного – все стекла были тонированы в густой темно-серый цвет.

Подойдя к автозаку почти вплотную, можно было разглядеть, что внутри на окнах красовались прочнейшие металлические решетки. Вырваться из передвижной тюрьмы было невозможно: закованных каторжан сопровождали приставы и офицеры Бюро по тюрьмам, вооруженные автоматическими винтовками М-16.

Зэки были связаны по рукам и ногам в самом прямом смысле этого слова.

Помимо наручников и ножных кандалов, каждый арестант нес на поясе крупную тяжеленную цепь. Отдельное цепное устройство соединяло руки, пояс и ноги в единое целое, как я называл – в «тройной тулуп».

В результате одетый в оранжевую униформу арестант шел на полусогнутых и сильно ссутулившись – выпрямиться ему мешала вертикальная цепь. Длина шага составляла максимум сантиметров двадцать – особенно в бега не пустишься.