На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг Страница 24

Этот мекс специализировался на подтяжке кроватей.

Помню, в глубоком детстве к моему дедушке, университетскому профессору, приходил какой-то деревенский долгожитель в валенках. Он занимался перетяжкой и ремонтом диванов. Теперь, тридцать лет спустя, я сам обратился за подобной услугой. Чувствовалась преемственность поколений.

Бесшеий мексиканец по стандартной кличке «Мексика» хорошо знал свое дело и являлся настоящим койко-пружинным профессионалом.

С любезного разрешения моего соседа сверху, наши двухэтажные нары были полностью разобраны – рамы отдельно, спинки отдельно.

Чтобы хорошенько натянуть сетку, мастер избавился от лишних секций. Работа велась при помощи веревок, сплетенных из старых маек, а также целлофановых мусорных мешков, превращенных в прочнейший канат.

Мексиканец стянул боковые секции и сетка значительно ужалась в ширину. Таким образом, получилось три дополнительных ребра жесткости.

Такую чудо-кровать я просто не имел права оставлять в старой камере, и она переехала в новую. Вместе с металлическим шифоньером.

Тайком от ментов.

Откуда в тот знаменательный день во мне взыграла повышенная драчливость и наглость, я так и не понял. Как в классической истории о старушке, легко вытаскивающей из горящего дома свой неподъемный сундук. Очевидное – невероятное: Лев Трахтенберг постепенно превращался в какого-то Джеймса Бонда. Хотя обычно мы с Бондом стояли по разные стороны баррикад.

…Наступившая ночь прошла крайне неудачно.

Несмотря на выигранную в боях шконку у окна, мерзкая духота и непроверенные соседи уснуть мне не давали.

Я давно так не задыхался. Наверное, со времен первой тюрьмы Эссаик-Каунти-Джейл.

Было два часа ночи, я еще не спал и слегка прикрытый ворочался на своей неуютной койке. Несмотря на недавнюю реставрацию тюремных перин, каждое утро у меня болела вся спина.

Снотворное в тюрьме не полагалось, хотя я бы прописывал всем «карантинщикам» двойную или тройную дозу самого сильного успокоительного. Полуспящий народ громко храпел и ворочался, пытаясь забыться на скрипящих пружинах. Раскачивал старые кровати и разговаривал во сне.

Застоявшийся, пропахший человеческими выделениями и какой-то карболкой воздух. Так пахли все тюрьмы, через которые мне пришлось пройти за последние три года.

Этот же запах присутствовал и в закулисье солидных федеральных судов. Стоило конвоиру открыть тяжелую потайную дверь из обшитого дубом судебного зала, и в ту же минуту закованный в наручники арестант оказывался в другом мире.

Невидимый для своих друзей и родственников, униженный и оскорбленный заключенный попадал в полутемные и грязные некондиционированные коридоры с характерным воздухом.

Примерно так пахло и в моей новой камере.

Там же поджидал меня еще один сюрприз.

Нежданный-негаданный.

Им оказался молодой бородатый негр под два метра ростом. Периодически, примерно раз в полчаса, Джей Эн непроизвольно подпрыгивал на свой койке и громко выкрикивал одну и ту же гортанную фразу. Звучала она примерно так: «Кииик-кааа-фееек» и напоминала знаменитый вскрик Рикки-тикки-тави.

Но ночью дело не ограничивалось. Днем, в тюремной столовке, библиотеке или на прогулке, Джей Эн на несколько секунд прерывал любое свое занятие, строил страшную физиономию, и его перекошенный рот выдавал коронную фразу: «Ки-ка-фе».

На самом деле мой сокамерник страдал «синдромом Тюррета» ^[69], как я потом вычитал в тюремной библиотеке. Как и страшилище Вервольф, ^[70] в такие моменты Джей Эн себя не контролировал. Поэтому обижаться на орущего по ночам пацана и на всех храпящих сокамерников я не имел никакого права.

Хотя очень хотелось. Очень.

В дополнение к жаре, неуходящей тревоге, выкрикам «Рикки-Тикки-Тави» и храпу, в тюремных коридорах до четырех утра орали и перекликались темпераментные и неотягощенные умом товарищи из соседних камер.

Вот и попробуй уснуть в такой обстановочке.

Индивидуальных вентиляторов, которые хоть как-то облегчали бы ситуацию в сорокоградусную жару при девяностопроцентной влажности, в нашем бараке не было. Только попав на ПМЖ в один из настоящих корпусов, я мог бы рассчитывать на некоторое улучшение ночной жизни.

При наличии денег и связей зэки перекупали друг у друга старые пластмассовые вентиляторы, которые не продавались в тюремном магазине уже несколько лет. Администрация Форта-Фикс решила экономить на нас электричество и вместо нормальных аппаратов пустила в продажу портативные, на батарейках. От жары они не спасали, батареек требовали немерено, и поэтому их никто не покупал.

За 100 баксов (а в сезон – за 150) серые б/у вентиляторы ублажали состоятельных зэков.

Меня лично мог спасти не вентилятор, а нечто более радикальное.

Гильотина.