Лицей послушных жен - Ирэн Роздобудько Страница 24

– А-а… – сказала женщина. – Ну, всего хорошего…

Дверь закрылась.

Да, это была мать Ярика.

В той катастрофе она погибла мгновенно, а мальчик с отцом продержались в больнице еще несколько дней…

Я спустилась во двор. Яркое солнце заставило прищуриться. Уже в который раз меня посетило чувство, что, меняя дислокацию, я как будто ныряю с обрыва в незнакомую воду.

Во дворе стояла тишина, ни единой души. Только на веревках, как всегда, развевались полотенца и простыни.

Что дальше?

Не успела я сделать и двух шагов, как меня догнала девочка. Косы у нее были растрепаны, не переплетены после ночи, щеки горели, колени и ладони были вымазаны свежей глиной. Очевидно, за эти полтора часа она уже успела сделать массу неотложных дел. На шее болталась веревка с ключом.

– А мы роем подземный ход! – доложила девочка, кивая на палисадник, и, как раньше, без всякой передышки забросала меня вопросами: – Ты на работу? Хочешь, я пойду с тобой? А Ярику можно? Видела, как маме хорошо в новых джинсах?

Я смотрела на нее и молчала. Мне хотелось провести рукой по ее растрепанной голове, расчесать и переплести косы. Я не знала, на какой из вопросов она ждет ответа, а потому ответила на первый:

– Да, на работу…

– Ты вернешься? – спросила она.

– Обязательно.

– Когда?

– Вечером.

– Правда?

Она серьезно посмотрела на меня. Ослепила синевой больших, немного раскосых глаз. «Глаза не меняются», – с гордостью подумала я.

Две пары одинаковых глаз скрестились одинаковыми взглядами и на какое-то мгновение застыли в изумлении.

Я быстро отвернулась.

– Правда.

– Хорошо. Я буду ждать тебя. И приду вечером, расскажу про подземный ход. Можно?

– Можно. Только не забудь зайти домой пообедать. Мама оставила тебе суп. А посуду я уже помыла.

– Я же сказала – ты фея! – засмеялась девочка.

Я погладила ее по голове и медленно, как по минному полю, пошла к арке. Она была в трех-четырех метрах от «моего» дерева – нужно дойти до него, перейти границу – и, если получится, окажусь на улице.

Девочка смотрела мне вслед.

Стояла посреди двора, в кольце яркого света, от которого вокруг ее головы образовался золотистый ореол. Она выглядела как засвеченный кадр на фотопленке. Я обернулась, чтобы помахать ей рукой. Точно: двор, выбеленный солнцем, напомнил мне фотобумагу, лежащую в растворе с проявителем.

Еще мгновение, и картинка начнет темнеть, чернеть и исчезнет.

Я мотнула головой: не исчезнет! И сразу заметила возле арки черную тень. Человек стоял и смотрел туда же, куда и я, – на девочку, залитую светом.

Сердце чуть не выпрыгнуло у меня из горла. Это – он?! И он, оказывается, наблюдает за ней! Охотится, выслеживает, как вурдалак.

Я бросилась к арке…

…И почувствовала такую бешеную боль, будто кто-то разрубил меня пополам острой саблей. Да так мастерски, что обе половинки какую-то минуту еще стояли, плотно прижатые друг к другу.

А потом распались в разные стороны.

Ох…

…Пришла в себя от того, что кто-то тормошил меня за плечо:

– Девушка, вам плохо? Вызвать «скорую»?

Я лежала под тем же деревом.

Надо мной склонилось молодое женское лицо.

– Вставайте. Здесь грязно. Никак мусор не вывезут, – добавила женщина. – Уже второй год…

Она помогла мне подняться.

Я осмотрелась.

Вокруг – впереди и сзади – возвышались новостройки.

– Вам куда?

Я неуверенно махнула рукой вперед.

– Дойдете?

Я поблагодарила и жестом попросила оставить меня: мол, все в порядке, дойду.

Женщина взялась за коляску и покатила ее ТУДА, в ту сторону, откуда я так неосмотрительно рванула. Но никакого дворика с бельем там уже не было…

Я бессильно облокотилась спиной о дерево. Было понятно, что выйти за пределы двора в том же самом времени мне не удастся. Три шага в сторону – и я оказываюсь там, откуда пришла, а необходимые пять или шесть шагов до арки – непреодолимый рубеж.

Значит, черная фигура возле нее осталась на своем месте – наблюдать за девочкой, роющей в палисаднике «подземный ход», совершенно не обращая внимания на то, что очень короткая юбочка слишком высоко открывает ее вымазанные зеленкой и глиной ножки. Я чуть не застонала от бессилия и отчаяния.

Мне ничего не оставалось, как пойти к троллейбусной остановке и поехать домой. Я же должна где-то пробыть до вечера. И найти выход, а лучше сказать – вход! Почти в прямом смысле…

…Мирось был на работе.

На столе стояли две чисто вымытые чашки и плетеная корзинка с пирожками, аккуратно накрытая салфеткой. Конечно, дело рук Томочки. Я содрала с себя отвратительное старое платье, встала под душ. Прохладная вода привела меня в чувство, как пьяного в вытрезвителе.

«А может, пошло оно все к черту», – подумала я.

Уговорю Мирося взять путевки и удрать куда подальше. В Италию. На Борнео. Или хотя бы в Хорватию. Это, как считает Мирось, лучший способ снять стресс: уехать куда глаза глядят и ни о чем не думать. Клацать фотоаппаратом, сидеть в ресторанах, болтать со случайными знакомыми, собирать гербарий впечатлений. Но, как по мне, это была не очень хорошая идея…

…Ее угнетали распланированные маршруты, всегда было тесно в самых лучших отелях, скучно на пляжах, невкусно в ресторанах и неинтересно в толпе.

Она любила прокладывать свои тропы по незнакомым и совсем неприметным улочкам, отыскивать мельчайшие закоулки, где на балконах висит постиранное белье – чьи-то рубашки, носки и лифчики (ее интересовал вопрос: «Кто наденет их завтра?»), сидеть в пустых, отдаленных от туристических путей кафе или на горячих ступеньках небольших церквей и рассматривать мостовую, вычитывая на ней чьи-то (чьи?!) следы. И тогда – именно тогда! – мир вливался в нее, как густой нектар, до самых краев.

Мирослав сердился и говорил, что она не понимает красоты, что дикарка и совсем не умеет жить среди людей. И что, несмотря на внешний лоск, ей никогда не достичь согласия между внутренним и внешним миром.

Ей всегда хотелось как можно скорее вернуться в свою норку и, как это ни странно, открыть книгу или включить аутентичную музыку.

Словом, когда Ника изучала мир в одиночестве, он казался загадочным и непостижимым. Когда же ей тыкали указкой в лепнину храмов – загадка исчезала.

А в магазинах она вообще изводилась!

Ее удивляли люди, покупавшие кучу вещей и возвращавшиеся в туристические автобусы с большими бумажными пакетами, на которых написаны названия модных бутиков – таких же, как и по всему миру. Она покупала только магнитики на холодильник.