Лицей послушных жен - Ирэн Роздобудько Страница 23

– А что это? – не удержалась я от вопроса, хотя мне не терпелось поскорее спрятаться в комнате и совладать с собой.

– А вы разве не сдаете макулатуру?

– Что?

– Сейчас все сдают! Если набирается двадцать кило, на пункте дают талон на одну книгу.

У меня глаза полезли на лоб, но я сдержалась, только спросила:

– А какие книги вы собираете?

– Какие дадут. Сейчас дают Мориса Дрюона. В прошлый раз – «Анжелику», полное собрание.

«Разумеется, – вспомнила я, – тома Дрюона и “Анжелики” стояли чуть ли не в каждом приличном доме».

– А Булгакова не дают? – иронично спросила я.

– Я только слышала о нем, но не читала. Говорят, что-то мистическое. А вы читали?

– Ч-читала.

Она с уважением посмотрела на меня:

– А-а, так вы, наверное, очень начитанный человек… – И добавила: – Хотя понятно, с вашим дефектом легче читать, чем разговаривать…

Попала, можно сказать, не в бровь, а в глаз – и с видом победительницы повернулась к окну, давая понять, что разговор окончен.

Я вышла, бросив последний взгляд на кухню, которая теперь казалась довольно убогой, загроможденной и не очень опрятной. В мойке стояла гора посуды, по углам я только сейчас заметила паутину. «Если она уйдет раньше, – подумала я, – то наведу здесь порядок».

Я пошла в свою комнату и села на еще не застеленную кровать.

Не знаю, сколько просидела в полной прострации, когда из-за двери услышала голос: «Я ушла! Как будете выходить – захлопните дверь. У Веры есть свой ключ!»

Процокали каблуки, скрипнула входная дверь. Тишина.

Я бросилась в кухню к окну. Увидела, как она идет по двору: стройная, в новых голубых джинсах, с пачкой макулатуры в руке – прямо юная девушка. «Весна» Боттичелли… Черепашка…

…Дети всегда живут в ореоле взрослой лжи. Даже в весьма неплохих семьях. Еще не видела ни одной семьи, в которой бы не обманывали детей.

Конечно, когда я об этом говорила, возмущению моих подруг не было предела. До того момента, пока не приводила весомый аргумент: пить и курить, как говорят детям взрослые, нельзя ни в коем случае – сами же делают и то и другое. Нельзя врать, воровать, предавать, завидовать, драться, обижать старших, ругаться, плевать на асфальт. Сладкое – фу, рыбий жир – райское наслаждение, от манной каши – растешь и становишься умным.

В какой-то момент дети остаются один на один с открытием, что взрослые врут. А главное – с тем, что они не такие умные, как кажется на первый взгляд. Едва сделав такие открытия, дети и сами начинают врать взрослым и бросаются вкушать все запретные плоды за стенами собственного дома. Потом начинают врать своим детям. И круг замыкается.

…Воспользовавшись тем, что наконец-то осталась одна, я бродила по квартире, как привидение, касаясь руками каждого уголка. Так, как это делала мысленно всю сознательную жизнь.

Меня всегда тянуло восстановить в памяти то, что я, как мне казалось, уже никогда не увижу: длинный темный коридор – Царство Старого Шкафа, в котором кто-то всегда вздыхал и покашливал, пугая меня, – деревянные двери, покрашенные несколькими слоями краски – любила поддевать пальцами оттопыренный слой, и краска легко отклеивалась от поверхности сухими, похожими на осенние листья полосками и рассыпалась в руках. Сколько раз я получала за это нагоняй! Но ничего не могла с собой поделать – отковыривала эти засохшие кусочки, удивляясь тому, что под зеленым слоем скрывается желтый, а под желтым – белый…

Красный деревянный пол скрипел под моими ступнями. Я уже забыла, что могут быть такие полы – не паркет, не ковролин, не ламинат, а простые доски, плотно подогнанные друг к другу и покрашенные в красный цвет. Шла по ним, как по клавишам, – и каждая отзывалась своим звуком.

Отбросила платок с клетки и подумала, что ей не место в темном коридоре. Попугай встрепенулся, порхнул на другую сторону, вцепился тоненькими пальчиками в решетку и, склонив голову набок, внимательно посмотрел на меня своими черными глазками. Я вздохнула: еще пару недель, и он тоже «улетит искать себе пару», как и бедная Дымка.

Осторожно заглянула в комнату родителей – святая святых, куда нельзя было заходить без стука. Диван, который казался таким огромным, оказался маленькой двойной тахтой финского производства. На нем валялись не убранные в шкаф вещи, на подоконнике – магнитофон с разбросанными вокруг кассетами и забитая окурками большая пепельница в форме лошадиной головы. Напротив кровати стоял громоздкий проигрыватель «Каравелла», накрытый бархатной занавеской.

Подошла к книжному шкафу и закрыла глаза, вспомнив: четвертая книга с левого края – «Теория машин и механизмов». И – протянула руку.

Так и есть!

На сто двенадцатой странице должен быть нарисованный мной скелет, сидящий верхом на чертеже какого-то агрегата.

Точно: сидит!

Поставила книгу на место. Вышла, прикрыв дверь.

С каждым шагом и прикосновением казалось, что я вхожу в море – погружаюсь все глубже и глубже. И если вчера вода времени едва достигала ступней, то сейчас я уже стояла в ней по пояс.

Полностью освоившись, я по-хозяйски налила попугаю воды, насыпала зерна, стоявшего в горшочке возле клетки. И, засучив рукава, пошла в кухню. Думаю, хозяева будут только рады, что я наведу здесь небольшой порядок.

На столе лежала записка: «Помой посуду. На обед разогреешь суп. Со двора – ни шагу! Целую. Мама».

Как же я не любила мыть посуду! Но сейчас взялась за дело с радостью и немалым энтузиазмом. Жаль только, что вместо привычных моющих средств на раковине стояло блюдечко с содой. Через полчаса кухня блестела. Можно было бы что-то приготовить, но, посмотрев по углам, я нашла только две морковки в ящике под столом и с десяток яиц в дверце холодильника. Решила больше не хозяйничать.

Теперь нужно было действовать дальше – выйти за пределы квартиры. А главное – попробовать выйти за пределы двора, в город. Выйду ли?

Я оставила в комнате свои тапочки, развесила на стуле халат, разложила на подоконнике содержимое косметички – вдруг вернусь позже хозяев, пускай видят, что я никуда не делась.

С некоторым страхом захлопнула дверь.

Сразу же услышала, как заскрежетал замок в квартире напротив, и опасливо втянула голову в плечи, в очередной раз чувствуя себя неловко, как пойманный на горячем вор.

Из двери высунулась женщина, с любопытством взглянула на меня:

– Извините, я думала, что это Лиля…

– Нет, – как можно спокойнее ответила я, – Лиля уже ушла.

– А вы родственница? – спросила женщина.

Я не сразу узнала в ней мать Ярика.

– Дальняя… – неуверенно ответила я. – Приехала на несколько дней на семинар.