Князи в грязи - Михаил Барщевский Страница 22

В разведке, да, кстати, и не только в ней, для компрометации замужних женщин, для получения от них нужной информации уже многие годы использовались «самцы» или «женихи». Разница прослеживалась только в названии, суть от этого не менялась.

Все обыватели хорошо знали, что Мата Хари была не первой и далеко не последней разведчицей, пользовавшейся своей женской привлекательностью. Но в последние десятилетия феминизм, а на другом фланге элит гомосексуализм вывели на авансцену красивых мужчин. Оказалось, что для разведки они даже важнее и полезнее красивых женщин.

В Краснознаменном институте уже не один год набирали специальную группу «женихов». Ребята туда попадали из самых разных слоев общества. Критериев было лишь два — внешние данные и интеллектуальные способности. Причем последние имели преимущество перед ростом, фигурой и чертами лица.

Ребят из этой группы готовили по особой программе. Часов на обычные «шпионские» дисциплины — рукопашный бой, шифрование, уход от наружного наблюдения и прочее — отводилось значительно меньше, чем полагалось по стандартному расписанию.

Зато им читали курсы мировой истории, литературы, истории культуры. В Русском музее и Музее имени Пушкина, в Эрмитаже, Третьяковке они становились завсегдатаями.

Лучшие стилисты прививали им вкус. Курс «столового этикета» совмещался в учебном плане с общими основами экономики. Они изучали биржу, банковское дело, политологию. Актерское мастерство и сценическую речь вели преподаватели театральных институтов. Писать ребят учил профессор журфака МГУ.

Киношный Джеймс Бонд по сравнению с выпускниками этой спецгруппы выглядел просто «мальчиком».

Забавно, что никто из массы «приходящих» преподавателей даже не догадывался, с кем они работают и каким целям послужит их наука.

Вот среди этих «самцов-соблазнителей» Иннокентий Семенович и решил подобрать человека, способного быстро и эффективно переключить на себя женские страсти Ольги Гвоздевой. Как Маша ее назвала? «Моей будущей дочери»?

Начальствовал в институте тот самый Николай Николаевич, теперь уже генерал-полковник, который давным-давно круто изменил жизнь самого Будника.

Адвокат по-прежнему обращался к Николаю Николаевичу по имени-отчеству, но уже много лет на «ты». Ну а «старший товарищ» по привычке говорил разменявшему «полтинник» Буднику — Иннокентий. Мало что вменилось за тридцать лет…

Просьба Иннокентия показалась Николаю Николаевичу вполне уместной и разумной. И чем-то даже интересной, появлялась возможность проверить в деле, но в безопасных условиях, одного из выпускников. Обычно их посылали на людные курорты, на кинофестивали, где можно было проверить на практике успешность освоения материала. Однако на данном полигоне оказалось трудно установить явного победителя. Дамы на «ярмарках тщеславия» частенько вели себя так, будто не «женихи», а они сами прошли специальный курс подготовки…

Ветераны разведки остановили свой выбор на Александре Попове.

* * *

Саша вырос в семье цирковых артистов. Кочевое детство, смена школ, жизнь за кулисами, все это наложило свой отпечаток на парня. Благодаря акробатике, к которой родители приобщили Сашу с трех лет, и генам (папа и мама мальчика были оба немаленького роста) к шестнадцати годам он смотрелся моделью для скульптора. Четвертинка цыганской крови подарила ему смуглую кожу и копну черных вьющихся волос. Армянские предки отца наделили большими карими глазами с задумчиво-печальным взглядом. Славянские корни, половина от мамы, половина от папы, проросли статностью, задорным характером и легким нравом. Парень был оптимистом и по поводу своего будущего особо не заморачивался.

Лет с десяти его потянуло к работе фокусника. Но это профессия фамильная.

Самому изобретать новые чудеса трудно, а наследство мальчику не светило.

Поскольку почти всеми цирковыми профессиями Саша в большей или меньшей степени владел, то в цирковом училище (а где же еще!) Саша стал учиться на клоуна. Но не «рыжего», а клоуна-интеллектуала. В его багаже к третьему курсу помимо традиционного набора «приколов» и фокусов имелся особый стиль общения с залом. Репризы он сочинял сам, что вызывало одобрение преподавателей. Сашины номера отличались свободой импровизации, хорошим, тонким чувством юмора, неожиданностью поворотов и вызывали искренний смех на показах даже у тех, кто, казалось бы, в цирковой жизни все повидал.

Саша так никогда и не узнал, когда и где на него обратили внимание люди из СВР. Как-то после занятий подошел человек и предложил пойти в кафе — посидеть, поговорить.

Он не стал ходить вокруг да около. Сразу объяснил, что предлагает оставить училище и перейти в другой институт. Рассказал, в чем суть и прелести будущей работы. Больше всего Сашу потрясла гарантия военной пенсии. Вот уж чего он для себя и иногда не планировал, так это обеспеченной старости. Саша задумался. В детстве он зачитывался книгами про разведчиков, любимым героем кино был Штирлиц. Перспектива заниматься похожим делом, ездить за границу, жить, по крайней мере, для виду, на широкую ногу, изображая из себя суперудачного мачо, не оставила равнодушным восемнадцатилетнего юношу.

Немаловажным обстоятельством было и то, что висевшая на носу служба в армии отпадала сама собой.

Человеку понравился Сашин вопрос — какая профессия будет записана в его дипломе? Обычно об этом никто не спрашивал. Пришлось объяснить, что этот институт дипломов не выдает. Даже предметы в расписании стоят там не по названиям, а под номерами. Первая пара — предмет номер три, вторая пара — предмет номер шесть, третья — предмет номер один. И так далее.

— А какой диплом ты бы хотел?

— Режиссерского факультета театрального института!

— Хорошо. Это мы сделаем, — добродушно улыбнулся человек. — Но только имей в виду, чтобы в какой-нибудь ситуации не попасть в глупое положение, поучиться режиссерскому делу тебе придется.

— Где?

— У нас, разумеется.

— Ну, вы даете! — Саша был потрясен таким легким способом реализации самой заветной мечты.

— А мы вообще контора серьезная, — самодовольно улыбнулся человек.

— Я согласен у вас учиться!

— Пока ты можешь быть согласен только пройти тесты. И при условии, что ты здесь и сейчас подписываешь расписку о неразглашении каких-либо сведений как о нашем разговоре, так и обо всем, что тебя ждет впереди.

— Не вопрос!

— Нет, вопрос. Ты должен понимать, что уже… — человек посмотрел на часы, — уже полчаса, как ты стал носителем государственной тайны. А ее разглашение — это уголовная статья. Причем серьезная.

То, что он теперь «носитель государственной тайны», еще больше вдохновило юношу, и он с радостью подписал документ.

* * *

Когда Иннокентий Семенович объяснил слушателю пятого курса Краснознаменного института Александру Попову смысл задания, тот несколько смутился. Это была уже не тренировка. И потом, что-то настораживало Сашу в нравственном плане. Здесь не было ни врага, ни интересов России. Саша понимал, что ему предстоит работать не ради своей страны, любовь к которой ему прививали последние четыре года, а ради чьих-то личных интересов. С другой стороны, отвадить девушку от парня-наркомана, а именно так преподнес ситуацию Иннокентий Семенович, — дело святое. Саша согласился.