Отчий сад - Мария Бушуева Страница 22

Сергей позвонил Ритке в клуб. Тома легла в больницу на обследование, Кирилл в школе, сразу оттуда на день рождения одноклассника, почему бы и его отцу не поразвлечься? Философия мгновенного удовольствия. Все остальное в жизни — осознанная необходимость. Эге? Ритка быстро согласилась, хотя обычно любила потянуть кота за хвост. Тут же приехала. Все, все Ярославцевы будут теперь ее! А из Сергея с его возможностями и какойникакой, а властью, она что-нибудь выжмет! Вот я какая умная!

Сергей вылез из-под теплого душа, кожа его блестела. Ну что, приятно наставить рога любовнику? Не сказал, подумал. Да, еще с его же братом. Тоже, видно, любительница сладких утех. Он ласково раздел ее: покачаемся на волнах, а? — и пропел бабьим голосом: мы на ло-о-до-чке ка-тались… Эге-ге!

Ей хотелось знать о Мите все. Раздетая, замирая в умелых руках Сергея, — черт побери, они все прямо созданы для секса! — она все расспрашивала и расспрашивала его, чередуя вопросы и поцелуи, кто нравился Мите в школе, и какой он был, и как потом общался, уже взрослым, с женщинами?

Знаешь, знаешь, Серега, — это он себе мысленно, — твоя пьянка дает о себе знать, ты сейчас опытом компенсируешь свой основной недостаток, но что ждет нас с тобой дальше?.. Но Ритка ничего не заметила. Она замирала и таяла, таяла и плыла, губы перестали ее слушаться, подчинившись его смелому языку, уплывала лодочка, уплывала, покачиваясь — но вдруг на исчезающий берег вышел молодой мужчина — Боже мой, уми-раю, он! — и она очнулась.

— Митьку-то любишь, — сказал Сергей, закуривая.

— Люблю! — ответила она гордо.

— Ну и дура, — он выдохнул дым.

— Почему?!

— Люби ветер — и то надежней.

— А мне надежности не надо — она у меня дома: свой шкаф со своим ключом.

— Эге?

— У меня все есть. Только туфель двадцать семь пар.

— А… — он равнодушно на нее глянул. Она стала ему понятна.

— Оставь Митьку, — докурив, сказал он, — зачем он тебе? Другого полюбишь.

— Нет. Никогда. Она вспоминала сейчас свою вчерашнюю измену — кому? мужу? Мите? — лежа на кровати и покусывая Мите плечо. Раньше ласки ее всегда были театральноутрированы. Она, видимо, вполне искренне полагала необходимым страстно стонать и закатывать глаза — и Мите с трудом удалось ее от всего этого отучить. Ты чувствуй, прислушивайся к себе, ощущай, а не изображай, учил он. Как резко отличался и от него, и от Сергея ее Леня. Тот, наоборот, верил только ее громким крикам, душераздирающим стонам — иначе она казалась ему равнодушнохолодной. Холодной она, по сути своей, и была. С ним. Неразбуженной. Митя своим поцелуем разбудил ее, он открыл ей дверцу, за которой оказалась совсем другая страна, и она ступала по ней еще не очень уверенно,

точно девушка, а не мать уже большой дочери, не жена ловкого коммерсанта средней руки и, конечно же, не как многоопытная любовница. Да, она имела до Мити многих мужчин, извлекая из каждой связи посильную пользу, да, она выучила и опробовала почти все «технические приемы », но женская ее природа летаргически спала, и только теперь пробудилась и отзывалась каждой клеточкой на прикосновения его волшебных пальцев. Точно миллионы маленьких игл плясали в ней, точно электрический ток, звеня, бежал по ее коже, по ее волосам, по ее сосудам, словно колокол начинал гудеть в ней!.. Пробудила в ней женщину ее любовь к нему. Или его любовь к ней, кто знает. Но скажи ей Митя сейчас: уйди от Лени, — она бы испуганно шарахнулась в сторону. Но он и не говорил ей этого, догадываясь, что с ним она вступила бы на палубу корабля, тогда как с Леней ноги ее спокойно ощущали землю. Даже волны чувственности все еще неосознанно пугали ее. Играть роль опытной женщины, ничего фактически не испытывая — так, легкий приятный зуд всего лишь, как выражалась ее мать, откровенная в рассказах о собственных эротических переживаниях, — было, конечно, гораздо спокойней. С Сергеем она плавала вчера по неглубокой реке, а сегодня мощные волны поднимали ее и грозили, внезапно обрушившись, захлестнуть.