Выход А - Евгения Батурина Страница 2

– Кто? – спросил мамин голос из домофона.

– Твоя дочь и твой внук, – проинформировала я, наклонившись к микрофону вплотную. Я прямо чувствовала запах железных кнопок.

– Ой, – всполошилась мама. – Вы что, в Белогорске?!

– Угадала! – поздравила я ее. – Тебе полагается суперприз.

Да, мы в городе моего детства. Два часа на электричке с Курского вокзала, пятнадцать минут пешком от станции по сугробам – и вот мы топчемся у железной двери, мерзнем и пытаемся попасть на второй этаж, в родовое гнездо.

Я могла бы родиться в Ленинграде, а родилась в Белогорске. Очень мило с маминой стороны. В Белогорске, конечно же, нет ни одной горы и все в основном серое. Его старое название – Хряпино. Находится он в тридевятом Подмосковье, на границе с соседней областью. Население преимущественно состоит из пенсионеров. Бабушки сидят на лавочках и провожают вас взглядом. Дедушки встают в четыре утра и едут на рыбалку – подальше от бабушек. В центре города, на площади, – памятник Ленину с перманентно отсутствующей буквой Н. Все так и называют его: памятник лени. Около него – покосившийся магазин «Бомонд»: здесь все соответствует своему названию. Говорят, скоро вместо «Бомонда» откроют «Пятерочку», но пока это всего лишь светские слухи. Школы в Белогорске две – у пенсионеров обычно взрослые дети. Зато есть дом быта, Дом культуры и парк с живописным оврагом.

Моя мама двадцать девять лет назад родила меня в Белогорске и вскоре уехала в Ленинград, учиться в университете и преподавать там литературу. Я осталась с бабушкой Аней, Анной Петровной Яворской, а мама нас часто навещала. Бабушка Аня была единственной нормальной бабушкой во всем городе. Она не сидела на лавочке, никого не обсуждала и вообще была вечно занята. Казалось, что вся энергия Белогорска сосредоточена в ней. К нам в дом постоянно шли люди, у которых случались разного рода мелкие беды: не с кем оставить ребенка, не засаливаются огурцы, не хватает до зарплаты. Бабушка могла схватить меня маленькую под мышку и отправиться к маме в Ленинград – через Москву. А в Москве забежать в гости к своему старшему сыну дяде Вите, отдать его женам и детям чемодан подарков, испечь им пирог, выгулять их собак, а потом еще встретиться в кафе на вокзале с подружками детства. Я тоже считала бабушку Аню подругой своего детства. Нам всегда было интересно вдвоем.

Когда бабушка умерла, мне было четырнадцать лет. Вернулась из школы, а ее нет. Увезли на скорой и не довезли – хотя, казалось бы, какие такие расстояния в Белогорске… Я провела ночь у соседей, в одной кровати с Леркой Голиковой, валетом. Лерка возилась, пинала меня ногами и жаловалась, что я ей мешаю. Но я и так не могла спать – мне было стыдно перед бабушкой. Стыдно, что забыла взять бутерброды с колбасой, которые она приготовила мне в школу: они теперь одиноко пропадали в холодильнике. Стыдно, что не обратила внимания, когда она робко пожаловалась на боль в плече – это было не плечо, а сердце, но теперь уже поздно догадываться. Стыдно, что в последнее время бабушка меня раздражала: я была перманентно в кого-то влюблена и только об этом и думала. Раньше мы с ней могли проболтать ночь напролет, а в четырнадцать мне вдруг показалось, что мальчиков эффективнее обсуждать с одноклассницами, и на бабушкины вопросы я отвечала усталым тоном, чуть не закатывая глаза…

На следующий день приехала мама, и я ее не узнала. Старая такая понурая тетка. Наверное, ей тоже было за что-то стыдно, потому что она все время повторяла: «Мамочка, прости». На похоронах ей стало совсем плохо, она чужим голосом рыдала на радость белогорским сплетницам, и мне снова было стыдно, теперь уже за нее.

Мама осталась со мной. Лучше бы мы, конечно, переехали в Ленинград, тем более он стал Санкт-Петербургом, но мама этого не хотела – сказала, что хочет быть поближе к бабушке. Устроилась работать в библиотеку, набрала учеников и быстро стала лучшим репетитором Белогорска. Меня она тоже между делом готовила к поступлению – постоянно рассказывала о литературе все, что раньше рассказывала студентам. Мои белогорские будни скрашивала череда влюбленностей. Мама тоже без дела в этом смысле не сидела – у нее появился гражданский муж, изобретатель Валерий. Как настоящий изобретатель, он был чудаковат и пил. Правда, ничего не изобретал. Когда пил, становился агрессивен и однажды выбросил с балкона кресло. Об этом дворовые пенсионерки судачили две недели – несмотря на то что кресло в них не попало (я думаю, зря). Потом я поступила в два института, вышла за Вениамина, родила Кузю, Вениамин мне изменил, и мы с ребенком отправились в Белогорск на выходные. Создается впечатление, что мне удалось все это провернуть быстрее, чем Валерию выкинуть кресло из окна, но нет: просто историю нашей с Вениамином любви лучше рассказывать отдельно и не сразу после прерванной скайп-сессии с Катериной.

Когда мама наконец открыла нам с Кузей дверь и мы поднялись в квартиру, там пахло пирогом – почти бабушкиным, с лимоном. А у мамы был такой подозрительный вид, будто в квартире засел опасный преступник, в которого она уже успела опрометчиво влюбиться.

– Мы что, не вовремя? – осторожно спросила я. Мало ли, может, у изобретателя Валерия тоже появилась Катерина Х. и назревает семейное объяснение, а тут мы.

– Да прекрати, что значит не вовремя! – отмахнулась мама, но сообщение левой рукой все-таки отправила. – Я вот и пирог только что поставила, будем твой день рождения отмечать!

Кузя бабушке поверил и пошел в комнату смотреть детские телеканалы. Я не поверила, но не отказываться же от пирога.

Мама у меня существо трогательное. Врать не умеет абсолютно. Когда врет, выкатывает глаза и не замечает этого. Со дня похорон бабушки у меня к ней странное отношение. Я понимаю, что она взрослая женщина с хорошим филологическим образованием и к тому же моя мать, но не могу на сто процентов воспринимать ее всерьез. Отчасти потому, что это я ее успокаивала тогда, а не она меня. Отчасти из-за того, что на свете есть изобретатель Валерий, а в квартире не хватает одного кресла. К тому же мама дает все новые поводы. Однажды она приехала ко мне и с порога возвестила: «Я привезла тебе отличные противозачаточные таблетки! Таня Зотова из тринадцатой квартиры беременна, так что ей они больше не нужны, но это очень эффективные препараты!»

В общем, я поняла, что у мамы есть какая-то тайна, и, чтобы отвлечь ее, рассказала свою.

– Ничего себе, – сказала мама. – У Веника? Женщина?

– Понимаю, ты бы предпочла, чтобы у него появился мужчина, но с системными администраторами такое редко бывает. Вилка, розетка – работает только по схеме, увы.

– Очень остроумно. Что ты будешь делать?