Жажда жить - Джон О'Хара Страница 18

— И надо полагать, у тебя есть планы на лето, когда вы будете вдвоем на ферме…

Он не ответил.

— Небось губы раскатал, собрался помиловаться, а там и глазом не успеешь моргнуть, как у нее маленький.

Он вновь промолчал.

— О Господи, уж эти мне мужчины. — Джесси опустила голову, выглянула в окно, поднялась со стула и, не отрывая взгляда от огорода, двинулась к двери.

— Ладно, у меня тоже есть планы, — проговорила она. — А ты о своих можешь забыть. То, что я сейчас тебе скажу, это не просьба, это приказ. У тебя просто нет выбора… Во-первых, вы никогда больше не останетесь наедине. Это само собой разумеется. Пока ты живешь в этом доме и пока я тебя кормлю, ты никогда, слышишь, никогда не останешься с ней наедине, даже для того, чтобы сказать, что это я так велела. Во-вторых, ты не поедешь к ним на ферму. Отправишься к дяде Дейву в Огайо. В-третьих, если я хоть раз поймаю тебя с девчонкой, зашлю в военную школу в Виргинию; она работает круглый год, в том числе летом, и порядки там строже, чем в любом исправительном учреждении. Они бьют учеников и кормят отбросами, а работать заставляют с шести утра до девяти вечера. Это самое строгое из всех известных мне учебных заведений, и если ты оттуда сбежишь, то я не буду просить тебя искать.

Ну а теперь, мистер Большой Дядя, ты, должно быть, думаешь, что легко отделался… Но ты ошибаешься. Я говорю с тобой спокойно, без нервов, но не думай, что я шучу, я в жизни не была серьезнее. Ты достаточно взрослый для того, чтобы… чтобы быть отцом, вот сколько тебе уже лет. И ты достаточно взрослый для того, чтобы понимать, скольким я пожертвовала, чтобы дать тебе хорошее воспитание и устроить в частную школу. Одевать как следует. Заботиться о том, чтобы ты всегда был сыт и жил в хорошем районе. А ты отплатил мне тем, что позволил желтолицей шлюшке осквернить свое тело в моем собственном доме. И еще ты злоупотребил дружбой, гостеприимством и всем тем, что прилично джентльмену, обращаясь с самыми значительными, самыми добрыми и щедрыми в нашем городе людьми так, как если бы это была семья Вилломены. Теперь, сын мой, все в твоих руках. Я имею в виду твое будущее. Угроз от меня ты больше не услышишь. Хватит. Довольно. Все, что я хотела сказать, я сказала. Если ты еще хоть раз опозоришь меня, я буду считать, что ты умер, наскребу, сколько удастся, и уеду отсюда. Ведь это даже не мой дом. Этот дом принадлежит банку, и у тебя есть крыша над головой только потому, что мистер Колдуэлл знает, чего мне стоило… Вот тебе пятьдесят, шестьдесят центов. Ступай и не возвращайся до ужина. Мне надо заняться уборкой. — Джесси положила деньги на стол и вышла из кухни.

Через несколько недель Чарли собрал вещи и уехал к дяде на ферму в Огайо. Перед отъездом он написал письмо Грейс, но вручить лично не решился и даже не переслал, что можно было бы сделать через Конни Шофшталь, ближайшую подругу Грейс. Вообще, учитывая, как он боялся матери эти последние недели в Форт-Пенне, само сочинение письма уже можно считать мужественным поступком со стороны Чарли, но Конни, да и другим тоже, он не доверял, так что письмо полежало день, а потом Чарли разорвал его на мелкие куски и спустил в туалет. Оказавшись в Огайо, вдалеке от Форт-Пенна и Грейс, он в первые дни с ненавистью думал о матери и только потом начал понимать, что, независимо от причин, она вытащила его из двух неприятных ситуаций. Прежде всего сделалась опасной и вообще стала сильно надоедать Вилломена; она дважды заходила к Чарли в комнату с кольцом матери на пальце, так что вполне можно было ожидать, что в ближайшие дни она просто украдет его. И в интимных отношениях она стала невероятно требовательной. «Тебе со мной хорошо, а в следующий раз пусть мне с тобой будет хорошо, миста Чарлз Джей, а то ты меня больше не увидишь, не увидишь». Он знал, что от него требуется лишь прижаться к ней в коридоре, и при первой же возможности она придет к нему; с другой стороны, пока она была дома, ему все время хотелось подойти поближе и заставить ее захотеть этого, и раньше или позже она заставит его сделать то, чего хочет, и тогда заплатить придется по полной. Вообще-то беременная служанка — для Форт-Пенна не такое уж редкое дело, но считалось, что парням следует подальше держаться от цветных девушек, и если уж правило нарушалось, то в этом мало кто признавался. Рассказывая о своих отношениях с «Л.У.», Чарли давал понять, что это белая девушка, и Брок до дыр зачитал Голубую книгу и телефонный справочник, пытаясь определить, кто это такая. Рано или поздно, говорил себе Чарли в Огайо, Брок бы вычислил, что «Л.У.» — это Вилломена, и тогда получится, что преимущество на его стороне. В тот день в доме у Колдуэллов у них с приятелем, считай, была ничья: да, Брока можно считать оскорбленным братом, но ведь и у него рыльце в пушку: стоял на стреме.

При встречах с Грейс это он, Чарли, хотел от нее того же, чего от него хотела Вилломена, и это Грейс страшилась возможных последствий. Оказавшись в Огайо и прокручивая в памяти детали их самых последних свиданий, Чарли все более приходил к убеждению, что Грейс постепенно уступала, и случись, что он поехал бы на лето к Колдуэллам и пойди все так, как они задумали, вполне возможно, что в свои шестнадцать лет он сделался бы отцом. А если нечто подобное и имело место в истории Форт-Пенна, по крайней мере в кругу, которому он принадлежал, самому Чарли об этом известно не было.

Он вернулся из Огайо окрепшим, загорелым, еще более привлекательным, чем прежде, и в отличном настроении: он сэкономил тридцать долларов из тех денег, что давал ему дядя; лето прошло без забот по женской части, а это был долг перед матерью, который он таким образом оплатил, выказав ей полное уважение. Страх перед ней стал первым и едва ли не последним шагом Чарли на пути к благоразумию.

В последний месяц этого школьного года у Грейс выскочили прыщики на подбородке и лбу, пропал аппетит, и, казалось, одиночество она предпочитает компании родителей и друзей. Мать решила, что все дело в физиологии, и отправилась к дочери с намерением самым кратким образом растолковать ей, что к чему. Грейс стояла, прислонившись к подоконнику в верхней гостиной.

— Тебе не здоровится, дорогая?

— Да нет, все в порядке.

— Может, съела что-то не то?

— Нет, мама, при чем тут еда? Особенно если учесть, что я почти ничего не ела.

— Это я заметила. В последнее время у тебя аппетит что-то совсем неважный. Я рассчитывала, что нам удастся выбраться на ферму раньше, но сантехники закончат работу только на следующей неделе. Нынче весной было холодно, верно? Холоднее, чем обычно в апреле и мае.

— Да.

— Ладно, через неделю переедем, и у тебя будет побольше свежего воздуха. А свежий воздух — это как раз то, что тебе нужно. Брок тоже вернется, и вы вдвоем покатаетесь на лошадях. Зарядка как-никак. Отец тоже поговаривает о том, чтобы снова сесть на лошадь. Здорово, правда?

— Мама, а нельзя нынче летом поехать в другое место?

— Так ведь тебе нравится на ферме, Грейс? И всегда нравилось. Разве не вы с отцом только и ждали, как бы скорее туда перебраться?

— Все верно, мам. Но этим летом мне хочется поехать куда-нибудь еще. Ты была на Кейп-Мэе? Это в Нью-Джерси.