Павел II. Книга 1. Пронеси, Господи! - Евгений Витковский Страница 18

Со временем разобрались компетентные товарищи, по большей части с не очень добровольной помощью Зульфии, что голос принадлежал ее мужу Зие. Дальше уже недолго было установить, что в эти самые часы перед январским рассветом Зия Муртазов в Москве, в Лефортовской тюрьме, был препровожден на допрос к следователю Углову, и тот оказался вынужден применить к этому опасному и неразоружившемуся националисту, известному своей борьбой за отделение юго-западного Крыма от СССР и провозглашение там независимой исламской республики, некоторые меры физического воздействия. Короче говоря, не стерпев косоглазой наглости и хамства, вспомнив триста лет татарского ига, схватил старший лейтенант Углов небольшую, но на удивление прочную табуретку, и врезал националисту промеж рогов, тот же не стал воспринимать эту умеренную меру как нормальную в его положении, а полез в преступную оборону, и пришлось к нему приложить дальнейшие меры физического воздействия, которые лишь через несколько часов привели обвиняемого в должное состояние, — сейчас таковой как раз находился на поправке здоровья в тюремной больнице, так что гуманность к нему была проявлена едва ли не чрезмерная.

Компетентные товарищи обнаружили Зию в больнице при последнем издыхании, с сотрясением мозга, переломом трех ребер и ключицы, рваной раной в области правого голеностопного сустава и прочими, более мелкими травмами. Однако ввиду чрезвычайной важности и секретности обнаруженного феномена — ведь Муртазов матерился так, что было слышно за тысячу километров! — выговора Углов не получил, а получил скорое продвижение по службе, новый чин и новую работу. Ибо компетентные товарищи после надлежащего экспериментального подтверждения установили, что обвиняемый Зия Муртазов, будучи достаточно сильно ударен по лобной кости непременно деревянным предметом, обладает способностью передавать направленные словесные сообщения на расстояние до семи и даже десяти с половиной тысяч километров, при этом совершенно неважно, известно ему местонахождение адресата или нет, а требуется лишь имя или минимальная словесная характеристика такового. К сожалению, после удара способность эта фиксируется у Муртазова в полной мере лишь в течение двадцати пяти секунд, затем же наступает ликвидация феномена. Необычную особенность муртазовских телепатем отметили все привлеченные эксперты: телепатема принималась не только лицом-адресатом, но была слышна решительно всем присутствующим в той же комнате, что и адресат, и всеми единодушно описывалась как «голос, слышный из головы» того человека, которому послание адресовалось.

Ввиду чрезвычайной важности сделанного открытия и его несомненно возможного примения в стратегических целях личность Зии Муртазова была наглухо засекречена и спешно создана лаборатория, персонал которой составили привлекавшиеся к экспертизе ученые, а во главе ее поставлен капитан Углов, кстати, схлопотавший орден Ленина за свой эпохальный вклад в дело укрепления мира во всем мире.

Зульфия тоже была извлечена из лагерных недр и зачислена на должность гардеробщицы при лаборатории. Как показали замеры, в случае ежедневного получасового свидания с женой телепатический потенциал Муртазова возрастал на 17,5 %.

Углов, понимая, что незаменимых у нас нет, стремился стать как можно более незаменимым. С треском вышиб он из лаборатории в холодные просторы тундры двух сотрудников, — им сперва по недосмотру поручили ударение по лобной кости Зии деревянным предметом. Он доказал, что люди эти не обладают достаточной подготовкой, что после их ударов продолжительность телепатемы падает до 19 и даже до 13 секунд, тогда как в случае его собственноручного ударения, без вреда для здоровья Муртазова притом, продолжительность телепатемы составляет никак не ниже 25,5 секунд и порой поднимается даже до 32, иначе говоря, более чем до полуминуты. Так что обязанности заведующего лабораторией экспериментальной психологии он успешно совмещал с должностью практика-ударника, за что получал дополнительные полставки.

Поначалу Зию использовали только в самых безвыходных положениях, больше на связи с посольствами, чем в разведке и контрразведке, для которых его определили. Звуковая особенность телепатем разоружившегося крымского националиста оказалась явлением резко негативным. Ничего не стоило, скажем, завалить с таким трудом засланного в ставку Тито агента, передавая ему инструкции, которые слышат сразу же и Ранкович, и Джилас, и прочая сволочь. Так что агенту, ожидавшему получения телепатемы, давалась строжайшая инструкция о том, что он, к примеру, в двадцать два часа по белградскому времени должен сунуть голову в воду и выслушать инструкции Москвы. При этом, правда, существовал риск утопить агента, один так-таки и утонул в Гибралтаре, но решили считать, что по собственной преступной халатности, — ну, да приспособились кое-как.

Потом пошли другие неприятности. Лаборатория Углова была вынуждена установить санитарный максимум для объема передаваемых через Муртазова телепатем: он был определен как два часа пятьдесят две минуты в неделю при шести рабочих днях и обязательном последующем выходном: формально для Муртазова, на самом деле — для персонала лаборатории. Впрочем, и Муртазова Углов тоже берег, соображал все-таки, что из курицы, несущей золотые яйца, суп не варят. Ибо, если поступало для передачи подряд три, максимум четыре телепатемы, Муртазов впадал в бессознательное состояние, и потом добрых двенадцать часов вообще летели козе под хвост, лишая лабораторию премиальных и грозя более серьезными неприятностями, вплоть до обвинения по статье 58, пункт 14 (саботаж). Однако Углов не зря был на хорошем счету у начальства. В случаях крайней, экстрапервостепенной необходимости, имелся еще один, запасной метод, получавший в официальной документации название «код Углова» и принесший майору вместе с лабораторией Сталинскую премию второй степени со всеми вытекающими отсюда благами. Ежели, скажем, Муртазов впадал в бессознательное состояние от трех максимально длительных телепатем, а требовалось, к примеру, отозвать агента из логова Даллеса, майор брал старинный деревенский валек для стирки белья, признанный к этому времени оптимальным предметом воздействия на лобную кость татарина, и ласкающими дирижерскими взмахами выстукивал на лбу бывшего националиста, с помощью обычного шифра или даже азбуки Морзе, весь текст экспресс-телепатемы. Как показал опыт, стук в таких случаях был слышен не слишком сильный, но отчетливый, а здоровье Муртазова совсем не страдало.

На теплом месте директора лаборатории Углов дослужился довольно быстро до звания полковника, однако выше мог пойти, только оторвавшись от этого самого места. Он пробовал рыпнуться, но сверху последовал окрик: доказал уж свою незаменимость в качестве ударника, так сиди себе в качестве полковника, не то будет куда как хуже, и остался Углов седеть и редеть шевелюрой возле чахлого крымско-татарского диабетика, на лобную кость которого вот уже более четверти века деревянной пятой опиралась вся телепатическая служба советской разведки. Углов смирился с участью и стал собирать коллекцию старинных деревенских вальков.

Итак, Муртазов готовился съесть свой донельзя диетический завтрак. Сегодня ему дали поспать, среди ночи только разбудили на минутку, показали фотографию какого-то типа лет сорока, то ли знакомую, то ли нет — Зия давно уж и не пытался ничего запомнить — и трижды тюкнули вальком, всего-то. Так что ночь для него прошла просто даже отлично.