Imperium - Александр Айзенберг Страница 15

Он спрятался в собачью конуру. Там было противно, но тепло и, казалось, никто его не видит.

– Если бы все забыли про меня, – думал пожилой отечный огромный человек, ворочаясь в своем ящике. Потом ящик ему показался гробом, и он подумал, что это временный гроб, не тот, который будет на самом деле.

Шел грохот по всему дворцу. Искали беглого императора. Много людей было около дворца. Все ждали. Выбежал преторианец с довольным лицом: «Он прятался в собачьей конуре! Трибун когорты претория Юлий Плацид вытащил его оттуда».

Ударом сапога опрокинули будку вместе с ним. Он побарахтался. Его стали поднимать. Вителлий поджал ноги. Просто так. На всякий случая. Его больно ударили по шее. И он пошел.

Сначала было больно и стыдно, и даже противно. А потом он понял, что все это ерунда. Просто нужно дойти. Это все, что от него зависит: дойти. Надо просто идти.

Подталкиваемый остриями мечей и копьями Вителлий был вынужден высоко поднимать голову, Иногда было щекотно – в первый момент пореза. Ранки были небольшие и быстро засыхали.

Один солдат из германской армии с грязными бинтами на голове с неистовой злобой набросился на Вителлия. Вел забинтованный себя непонятно. Небритый, он кричал, бил в живот Вителлия, а затем выхватил меч и отрубил ухо Юлию Плациду. Трибун ошарашено смотрел на свое ухо, валявшееся на земле. Кровь прохладно стекала на плечо. Тот, с бинтами, уже упал под ударами преторианцев.

В толпе громко обсуждали: просто ли спятил этот чудак, или же он хотел все вылить на Вителлия – все скопившееся, или же думал избавить принцепса от издевательства, а, может, убить трибуна?

Вителлий шел и чувствовал, как удары и плевки попадали ему прямо в лицо. Все это массой наклеивалось на лицо, висело, отрывалось. Он шел и видел, как валятся с пьедесталов его статуи; узнал место, где был убит Гальба: услышал, как старик, по виду – отставной вояка, перед этим долго стоявший над телом того – с забинтованной головой – негромко, глядя ему в глаза, сказал: «Юпитер – не дешевка».

Его поволокли к Гемониям. Эта лестница проходила по восточному склону Капитолия поблизости от государственной тюрьмы Карцер Туллианум. Что-то было не так, и он вспомнил: не было храма, сгоревшего при восстании флавианцев. Не было уже и тех флавианцев – неудачников.

Не так. Так.

Гемонии… На ступени этой лестницы выбрасывали для всеобщего обозрения трупы казненных.

Трибун Юлий Плацид сильно толкнул его. Вителлий упал на колени. Ему было тяжело встать. Колени плохо сгибались. Он посмотрел своими маленькими, спрятанными глазками, как у медведя, сидящего в клетке. Медведя хотят убить из-за его шкуры, а он спокойно и почему-то просяще смотрит. Трибун еще раз толкнул его.

Я дошел. Вот здесь… Хороший меч у него. С востока… Зря он так толкается… Все-таки я уже не так молод… Зря…

Неожиданно ему захотелось сказать этому одноухому… Что он неправ. Ну… Было обидно…

Он опять приподнялся, увидел размахнувшегося трибуна… Выпал зуб. Вителлий облизнул губы и сказал: «Зачем ты так?… Не стоит… Не надо… Ведь я был твоим императором…» Удар преторианского меча был точен. Тяжелое тело Авла Вителлия упало на ступеньки.

____________________

Цирк ревел: «Давай!!! По-ли-ник!!! Ди-о-окл!!!» Нигр вскочил… Все поднялись со своих мест… Полиник пришел вторым. Эпулон крикнул ему вслед: «Баранюра!» Квадрат не улыбался, но был доволен: «Ай-я-яй! Что делается! Ай-я-яй! Полинику больно. Что такое: знаменитому Полинику зубы болят. В-ээ!». Цессоний спокойно встал, говоря при этом: «Дешевками не рождаются, ими становятся. Ума нет – считай, калека». Прическа у Марцеллины окончательно погибла. Вся раскрасневшаяся, она возбужденно проклинала: «Чтоб они себе там сами головы поломали!…»

Кого?… Врач тихо, как бы про себя, повторил: «Пусть они все ломают себе головы!… Сами, конечно?…»

____________________

– Как долго! Надо посмотреть!

– Я боюсь. Он убить может.

– Я посмотрю. А-аа!…

– Что? Что такое?

– Он лежит… Он лежит.

– «Скорую» надо. Вызови «Скорую»… Нет, я сама…

– Он лежит…

– Выключи иг-руш-ку!…