Побег - Борис Кантор Страница 14

Дня три мы бегали по магазинам и покупали продукты в дорогу из расчета на десять дней пути, полагая, что по Финляндии до шведской границы будет добираться уже проще. Если не удастся на чем-нибудь доехать, то там наверняка можно будет покупать продукты по дороге в магазинах, изображая американских туристов. Для этого у нас было с собой немного долларов.

На Ленинградском вокзале мы сели в проходящий ночью поезд Адлер — Мурманск и без проблем доехали до станции Кандалакша.

Сначала всё шло хорошо. Мы довольно резво шли по редкому полярному лесу на запад, почти не встречая водных препятствий, которых так много в южной части Карелии. Опасность заключалась в том, что всё время было светло — в этих широтах уже наступил полярный день — и нас легко могли обнаружить. Но нам везло. Никаких людей мы не встречали. На вторые сутки, когда отшагали уже километров пятьдесят, я вдруг почувствовал, что очень устал. К тому же я натер ногу, и мне стало трудно идти. И вдруг я ясно понял, что не дойду! Во мне как-то сразу резко пропала вера в успех нашего побега.

Вечером на очередном привале я сказал Крысанову, что плохо себя чувствую, дальше идти не смогу и считаю, что нужно вернуться, пока нас не поймали, а то будет поздно. Володя стал убеждать меня, что это пройдет — надо только перетерпеть, обещал, что пойдем медленнее, и даже переложил часть продуктов из моего рюкзака в свой, чтобы мне было полегче.

На третий день пути я так устал, что был близок к помешательству и уже ничего не соображал. Видно, у меня еще поднялась температура, и я стал, как в бреду, постоянно просить Крысанова повернуть обратно.

На очередном привале, после которого я уже не мог подняться, он наконец понял, что с таким настроением идти со мной дальше бесполезно, но и бросить меня не мог! Ведь он наверняка понимал, что я погибну, если пойду обратно один.

«Дурак! — ругал я себя. — Как я вообще решился на этот побег? Ведь я никогда не ходил ни в какие походы в отличие от Крысанова, который всё детство провел в тайге, а все студенческие каникулы — в экспедициях. Собрался пройти пешком более двухсот километров через безлюдную территорию, без подготовки! Идиот!»

Когда мы приняли решение возвращаться, я так обрадовался, что у меня, на удивление, откуда-то появились силы идти — и я даже перестал чувствовать боль в ноге. Через три дня пути мы сели в поезд на той же станции Кандалакша и вернулись в Москву.

Всю дорогу домой я молчал, чувствуя свою вину, а Крысанов и не приставал ко мне — видимо, философски заключив: всё, что ни делается, — к лучшему!

Когда я появился дома после восьмидневного отсутствия — грязный, похудевший и изможденный, — рассказ о том, что я был у друзей на даче и заблудился в лесу, успеха не имел.

Отец мой — старый разведчик — сразу почувствовал, что дело серьезное, устроил мне настоящий допрос, и уже через пятнадцать минут я, не выдержав, подробно рассказывал ему о своих приключениях, клялся, что больше это не повторится, что я по своей глупости стал жертвой агитации Крысанова.

— А как ты думаешь, твой друг попытается еще раз повторить свой подвиг?

— Об этом мы не говорили, но мне кажется, что он вряд ли отступится от своего решения.

— Ладно, иди отдыхай!

Утром, зайдя ко мне в комнату, отец произнес тоном, не допускающим возражений:

— К 11:00 подъедешь на Лубянку, в бюро пропусков — там на тебя будет заказан пропуск к полковнику Годовикову. Всё ему подробно расскажешь — как мне рассказал, а дальше будешь делать то, что он велит. И без глупостей!

Уходя, отец обернулся, посмотрел на меня и, постучав пальцем по виску, устало произнес:

— Ну ты и дурак!

* * *

Полковник оказался крупным мужиком с круглым добрым лицом. В своем мешковатом сером костюме он был совсем не похож на сурового сотрудника КГБ, каким я по дороге сюда его представлял.

— Ну, садись, рассказывай всё по порядку, искатель приключений, — кивнул он на стул у приставного столика.

И я с испугу зачем-то рассказал обо всем, начиная со дня знакомства с Крысановым, — про шведов, про рестораны, про все наши разговоры…

Полковник молча слушал меня с доброй улыбкой на лице, иногда кивая головой, будто общался с интересным собеседником.

Когда я дошел до рассказа о побеге, он подошел к большой карте на стене и попросил показать наш маршрут.

— Так почему вы вернулись? Ты сдрейфил?

Тут я решил немного схитрить и ответил:

— Нет! Просто на второй день я понял, что совершаю глупость — подставляю отца, свою семью. И мне вдруг действительно стало страшно за них. Володе я не мог в этом признаться. Сказал, что очень устал, натер ногу и дальше идти не могу. Я знал, что он меня не бросит, и мы вернулись.

— А что, этот Володя был решительно настроен на побег?

— Да, он просто одержим идеей уйти за границу!

— И куда же он собрался?

— В Швецию, а потом в США.

— А как вы собирались границу переходить?

— Володя сказал, чтобы я не заморачивался на этот счет, что он всё продумал, — у него был какой-то план.

— А он-то не устал? — спросил полковник, внимательно разглядывая карту. — Ведь вам только до границы с Финляндией нужно было еще топать километров сто пятьдесят.

— Я думаю, что для него это привычно. Ведь он родился в Сибири и рассказывал, что с детства по нескольку дней охотился в тайге. А кроме того, он же геолог, на практике ходил в разные экспедиции…

— Скажи, пожалуйста, а что твой друг — собирается ли сделать еще одну попытку уйти? Он тебе не говорил?

— Не знаю, на обратном пути он был очень злой, и мы почти не разговаривали. Но я думаю — он обязательно попробует еще раз. Он очень был настроен!

— Ладно, вот твой пропуск. Пока свободен! — полковник перестал улыбаться. — Нужен будешь — вызовем. Привет отцу передавай.

Из кабинета я вышел на ватных ногах, не веря своему счастью, — на свободе! Хотя, если разобраться, что я такого противозаконного сделал? Ну, походили немного по тундре с рюкзаками, да и вернулись. Ведь к границе мы даже и не приблизились! Может, и не стоило отцу всё рассказывать? Придумать надо было что-нибудь экзотическое! Хотя отец всё равно бы расколол! А полковнику я зря про Володькины планы рассказал — теперь они к нему прицепятся и будут за ним следить. Сволочь я последняя! Как я буду теперь смотреть ему в глаза? А может, всё и обойдется? Володя раздумает бежать, уедет в Тюмень — и происшествие забудется, как дурной сон!

Но — не обошлось! Утром мне позвонил человек, представившийся капитаном Прохоровым, предложил встретиться через час и продиктовал адрес квартиры, куда я должен приехать.

Всё повторилось как при встрече с полковником. Я подробно рассказал капитану о своих отношениях с Крысановым начиная со дня знакомства, о нашей попытке побега. Потом пришлось подробно отвечать на многочисленные вопросы, которые, как мне казалось, к делу не относились!