Дни чудес - Кит Стюарт Страница 14

– У твоего папы есть водка? – интересуется Дейзи.

Выйдя из комнаты, я останавливаюсь на площадке и слышу, как они тихо разговаривают. Своим до смешного громким шепотом Дженна говорит, что у меня бледный вид. Дейзи соглашается. Я спускаюсь вниз, потому что не хочу больше слушать. Неприятно, когда твои подруги за спиной говорят о тебе всякие гадости. Но когда они втихаря беспокоятся о тебе, это просто бесит.

Позже, после их ухода, я ложусь в постель и прислушиваюсь к летним звукам на улице. В водосточном желобе над моим открытым окном чирикают воробьи, лает соседская собака, дети в соседнем парке плещутся в «лягушатнике». Жизнь вокруг продолжается, но она такая спокойная, такая далекая. Я воображаю себе, что уплываю от всего этого. Не знаю, спала я или просто дремала, но вдруг наступает вечер. Голубое небо темнеет, заполняясь нависающими серыми облаками. Облака напоминают зазубренные скалы. Я встаю, у меня кружится голова. Все в комнате тускнеет.

– Ох, блин!

Я ищу свой телефон, но он остался внизу. Тяжелыми шагами я выхожу на площадку, бросаюсь к перилам, но почему-то промахиваюсь. О черт, кажется, я лечу! Но нет, не лечу. Падаю. Ступени несутся мне навстречу так быстро, что меня мутит.

Бах!

Я пропала. Превратилась в ничто.

– Папочка! Помоги! – произносит чей-то голос.

Том

Вечером я вышел из театра и, сев в машину, поехал по аллее, освещенной золотисто-коричневым солнечным сиянием. Через несколько сот ярдов показалась вереница местных магазинчиков, необъяснимым образом ставших официальным местом сборища тинейджеров. Я поискал глазами Ханну, но вместо нее увидел ее подруг, Дженну и Дейзи, оживленно болтающих о чем-то, сидя на стене у газетного киоска. Я слегка посигналил, вспугнув их. Дженна выразительно заверещала, но потом, заметив меня, помахала рукой. Я подъехал к тротуару и опустил стекло.

– Извините! – прокричал я, когда они подошли.

– Мистер Роуз, вы напугали меня до усрачки! – воскликнула Дженна. – То есть я хотела сказать, до смерти. Простите.

– Ничего страшного. Ханна дома?

– Угу, – ответила Дейзи. – Мы изучали «Джейн Эйр».

– А-а, ну разумеется, – произнес я. – Как там она?

– Мне кажется, хорошо, – ответила Дженна.

– Мне она показалась чуточку утомленной, – добавила Дейзи. – Она велела вам ничего не говорить, но мы чуток волнуемся.

– Думаю, она все еще переживает по поводу того вечера в пятницу, – сказал я. – Уверен, с ней все в порядке.

Я припарковался на подъездной дорожке и поднялся на крыльцо. На коврике у порога лежали нераспечатанные письма – выписка из банковского счета и что-то в коричневом конверте от местного совета, скукотища. Взяв почту, я отпер входную дверь и уже собирался крикнуть «привет», но, заглянув в прихожую, едва не задохнулся от ужаса.

У подножия лестницы, свернувшись клубком, лежала Ханна, словно по пути вниз упала, неожиданно сморенная сном. Но это был не сон. Абсолютно бледное лицо, тяжелое, хриплое дыхание. Из ранки на голове на нижнюю ступеньку тонкой струйкой текла кровь.

– О господи, Ханна! – простонал я.

Я опустился рядом с ней на колени, не зная толком, можно ли ее трогать и тем более двигать. Слева на голове у нее была видна глубокая рана, прядь волос намокла от крови, которая – о ужас! – продолжала сочиться. Ханна лежала совершенно неподвижно, как неживая. Меня охватил приступ паники. Я сбегал в гостиную и, сняв трубку, набрал 999.

Через восемь минут подъехала «скорая». Парамедик, крепкий мужчина, даже более крупный, чем Шон, быстро прошел мимо меня и, наклонившись к Ханне, пощупал пульс у нее на запястье, потом на шее и осмотрел голову. Он спросил, как ее зовут, и я назвал имя.

– Ханна! – громко произнес он. – Ханна, ты меня слышишь?

Появилась женщина-парамедик с носилками. Я отошел к двери в гостиную, чувствуя себя бесполезным и несчастным. Мужчина наложил на голову Ханны марлевую повязку, сквозь которую снова проступила кровь.

– Давайте перенесем ее, – сказал он, затем повернулся ко мне. – Вы едете с нами?

– Да. Да, я… Да.

Я оглядел гостиную – не знаю зачем. Потом вышел вслед за ними из дому, в рассеянности даже не захлопнув дверь.

Позже я узнал, что ее закрыл сосед. Целая толпа смотрела, как уезжает «скорая». Я их не заметил.

Перед шестым днем рождения Ханны я предложил ей устроить праздник в театре. В этом был свой смысл, поскольку там много места и дети могли бы шуметь, сколько им захочется. Она кивнула, но без особого энтузиазма. Через несколько месяцев после постановки диагноза нам удалось нормализовать ситуацию. Прием бесчисленных таблеток стал еще одной повседневной обязанностью. Но по прошествии года реальность этой ситуации стала для нее более ощутимой. Она по-прежнему не вполне понимала, что происходит, но знала, что это серьезно. Доведенный до отчаяния, я вспомнил, как год назад она была счастлива увидеть фей, и подумал: если у нас будет театр, то мы поставим пьесу.

Я всегда писал сценарии. Будучи подростком, я штудировал в местной библиотеке все руководства по их сочинению. Позже, при обучении драматическому искусству, я прослушал все доступные практические курсы. Большинство моих соучеников были помешаны на кино, и каждый хотел стать вторым Феллини, Полом Шредером или Уильямом Голдманом, а вот я был одержим Гарольдом Пинтером, Джимом Картрайтом и Кэрил Черчилль – тем, как они использовали сокровенную конфронтационную природу театра для выражения своей политической и эмоциональной ярости. После окончания университета я стал соучредителем самого неудачного в истории британской драмы передвижного театра, для которого мы намеревались писать и ставить оригинальные произведения. Была середина восьмидесятых, тогда театр еще действительно что-то значил. Но со мной этого не произошло. Ну что ж, вероятно, жалеть не стоит.

Итак, Ханне было шесть, когда мы поехали на автобусе на ее первое ежегодное обследование сердца. По пути в Бат, пока автобус катился по оживленному шоссе, Ханна сидела тихо, прислонившись головой к немытому окну. Я размышлял о том, что мне делать. Что сделать, чтобы ситуация стала более приемлемой?

– Хочешь, поставим на твой день рождения пьесу? – спросил я. – Если в театре будет твой праздник, то нам нужна пьеса.

Впервые за время поездки она повернула ко мне лицо:

– О да! Мы можем поставить сказку?

Слабая вспышка энтузиазма.

– Конечно, – откликнулся я, стараясь не дать этой вспышке погаснуть. – Почему бы и нет?

Врач-консультант сказал нам, что состояние у нее стабильное, но необходимо продолжить прием лекарств и ежегодно проходить обследование. Ей трудно было это понять. Вернувшись домой, я попросил нашу драматическую группу помочь нам. Большинство согласились, они были рады посвятить несколько часов своего драгоценного времени на разучивание, репетиции и представление десятиминутной пьесы, которую мы еще даже не сочинили. Вот как все это происходило. Таким путем мы надеялись вернуть Ханну в наш мир.