Пояс Койпера - Николай Дежнев Страница 14

Ее манера говорить располагала к себе настолько, что я перестал чувствовать скованность.

— Получается, Теренций — обыкновенная шестерка?

Синтия покачала головой:

— Ну, не скажи! Пусть не самая первая величина, но тем не менее, глава комитета по рабовладельчеству. Чем они там занимаются?.. — Не без горечи усмехнулась. — Слышал, наверное, про борьбу нанайских мальчиков с коррупцией? У них то же самое! Принципиально осуждают, но так, чтобы все осталось по-прежнему. Не стоит надеяться: ворон ворону глаз не выклюет! В остальном Теренций — человек условно приличный, а когда переберет винца, так по убеждениям либерал. Бьет себя кулаком в грудь и шепотом кричит, что ненавидит абсолютизм и только страх потерять нажитое удерживает его в проимператорской партии. Впрочем, другой-то и нет, оппозиция открывает рот исключительно с высочайшего соизволения. Ее искусственно разводят, чтобы потомки не упрекали Рим в отсутствии демократии.

Я едва ли не физически чувствовал, как от Синтии исходит доброжелательность, и в то же время она держала меня на расстоянии. Трудно было не восторгаться этой блестяще образованной, с хорошим чувством юмора прелестницей. Приложился к кубку. Дело известное, история учит, что она ничему не учит, только куда больше государственной меня волновала собственная судьба.

— Скажи, я-то ему зачем понадобился?

Синтия лишь широко развела руками, и этот открытый жест вызвал во мне естественное волнение.

— Юпитер его знает! Любую власть можно сравнить с отхожим местом, куда кинули дрожжи: на поверхности пенится всплывшее со дна самодовольное дерьмо. Мои наблюдения за сенаторами подсказывают, что в основном они занимаются интригами. Тому есть масса примеров: основатель Рима Ромул убил родного брата Рема, Калигулу замочили заговорщики и даже такого выдающегося человека, как Юлий Цезарь, закололи в Сенате палочками для письма. Думаю, вывод ты можешь сделать сам… — Она умолкла, но тут же с неожиданной улыбкой продолжила: — Хотя порой такое случается не без пользы для народа! Лет двести назад один парень, запамятовала его имя, убил вождя баламутивших людей повстанцев и тем предотвратил гражданскую войну. Потом, правда, выяснилось, что далеко не из идеологических соображений — тот соблазнил его жену, но с исторической точки зрения такая мелочь в расчет не берется…

Я слушал Синтию и думал, что странным образом устроена моя голова. Мне вдруг стало страшно жаль, что семейная жизнь Инессы Арманд не сложилась. С каким бы облегчением вздохнула страна, если бы нашелся готовый послужить отечеству ревнивец! Плохо мы еще знаем историю и еще хуже ее преподаем, а в ней имеются очень поучительные сюжеты.

Но уготованная мне судьба, пусть очерченная намеком, меня как-то не устраивала.

— Скажи, Синти, а ты уверена?..

Она была слишком умна, чтобы ждать, когда, запинаясь, я сформулирую вопрос. И слишком остра на язык, чтобы не уколоть.

— Да, Дэн, да — на что еще ты можешь быть им нужен!

Но и слишком добра, чтобы тут же не обнадежить. Провела по моей щеке ладонью, улыбнулась.

— Сам подумай, откуда мне знать…

Я попытался задержать ее руку и тут же схлопотал увесистую пощечину. Забылся, а главное, забыл, кто я такой, чтобы позволять себе подобные вольности! Раб, в лучшем случае слуга… если вообще не убийца по найму! Но ситуацией воспользовался, придвинулся к ней ближе и понизил голос:

— Слушай, у меня в таких делах нету опыта…

— Ты о чем? — засмеялась она. — По манере распускать руки этого не скажешь!

Впрочем, ей ли с ее быстрым умом было не понять. Но вдруг посерьезнела и без улыбки, глядя мне в глаза, сказала:

— Знаешь, чего бы мне хотелось? Чтобы на твоем месте был кто-то другой! — Еще раз легко коснулась моего лица и продолжала: — Ладно, проехали! Не парься, не беги впереди паровоза! Выведаю у Теренция, что смогу, приду к тебе под утро… — Соскользнула с подиума и улыбнулась так, как только может улыбаться женщина. Сморщила весело носик. — Тем более что все чувства сенаторам заменяет власть! Но информацию, дружок, придется отработать…

Я смотрел ей вслед и думал об изменчивости жизни, о том, как из глубины пропасти отчаяния тебя порой выносит на гребень волны. Тем более что уходила негодяйка пританцовывая, играя на каждом шагу гибким телом. Кто бы мог подумать, что, изучая когда-то римское право, я однажды столкнусь с римским лево! Сидел, глупо улыбаясь, и наблюдал, как в зал вползают серые сумерки. На Вечный город нисходила вечная в своем неизбежном возвращении ночь.

Слуга с масленой плошкой проводил меня в маленькою комнатку и жестом указал на топчан. Растянувшись на его ковре, я долго лежал с открытыми глазами, прислушивался к шепоту струй фонтана. Заменявшая дверь занавеска едва заметно колыхалась. Моей щеки касался нежный ветерок, манил ароматами цветов в страну грез. Пусть костлявая уже правит косу, думал я, что мне до нее, когда скоро наступит утро! Новый мир был чудесен, сквозь сладкую дрему я уже слышал ее легкие шаги, чувствовал ароматное дыхание…

— Иди ко мне, Синти, я так тебя ждал!

Протянул в предвкушении чуда руки, открыл глаза… Надо мной склонился седенький, похожий на портрет Мичурина старичок. С бородкой клинышком и в соломенной шляпе, он легко мог сойти за известного селекционера.

— Вам плохо?.. Это тепловой удар, я позову врача!

Вокруг уже начали собираться зеваки, только одеты они были не в туники, а в легкие тряпки, какие по жаре носят москвичи. Затесался в толпу и заинтересовавшийся происходящим страж порядка. Вдвоем с бойким старикашкой они привели меня в вертикальное положение и прислонили спиной к мраморной стене.

— Спасибо, врача не надо, все прошло! Устал, ночная смена у мартена, ответственность за качество плавки…

Врать не хотелось, но надо было что-то сказать, чтобы от меня отстали. И хотя прикидом я мало походил на сталевара, все охотно поверили и начали помаленьку расходиться. Только мичуринец присел рядом на лавку и снял свою шляпу.

— Отдохну немного… — От него исходил запах крепкого табака и чистой старости. — Иду мимо, гляжу: вы лежите. Думаю, непорядок!..

Чувствовалось, что в детстве дед был пионером и маршировал под красным знаменем с барабаном на шее. Он и еще что-то говорил, но голова моя шла кругом, а тут еще к платформе подлетел состав, и слова его утонули в шуме толпы. Но не на того напали, дождавшись момента относительной тишины, старикан спросил:

— Говорят, кто верит в случайности, не верит в Бога! Вы как считаете?

Я не считал никак. В этот самый момент, на мое счастье, двери вагонов с хлопком закрылись и начавший набирать скорость поезд избавил меня от необходимости отвечать. За те десять секунд, что понадобились ему, чтобы скрыться в жерле тоннеля, речь деда эволюционировала от проблем теологии до исторических судеб народа.

— Легкость, с которой русские люди отказались после переворота от религии, — убежденно вещал он, — сродни нынешнему упадку культуры. И то и другое обывателям без надобности, и если Господу они молятся по привычке, то не имеющие материального воплощения ценности им глубоко чужды…