Большая армянская свадьба - Эмилия Прыткина Страница 13

– А завтра мы поедем на свадьбу! – выпалила бабушка, которая вывела Арусяк из раздумий.

– Чью? – испугалась Арусяк, подумав грешным делом, что родственнички уже все давным-давно решили без нее просто, вызвали ее в славный город Ереван на собственную свадьбу.

– Брат мой сына женит, – ответила бабушка и подмигнула внучке: – Заодно посмотришь, какие у нас свадьбы. Это тебе не урусы, у нас все чин-чинарем, как надо. – Арусяк-старшая снова вызывающе посмотрела на невестку.

– Вы как хотите, а я уже спать хочу, – парировала невестка, раздумывая, напоить ли ей добрую свекровь пургеном на ночь или все-таки сжалиться и подождать до завтрашнего дня.

– Я тоже, кстати, – подтвердил Петя. – Подарки в большом коричневом чемодане, они подписаны.

Услышав слово «подарки», родственники ринулись в коридор и дружно накинулись на чемодан. В комнате остались бабушка и тетка Офелия. Вскоре началась ругань, поскольку подарок для Сони был меньше, чем для ее матери Мареты, а подарок для Мареты понравился Рузанне, которая выхватила косметический набор из рук сестры мужа и заперлась с ним в спальне. Марета язвительно заметила, что давно подозревала, будто ее невестка – крыса, и в отместку она забирает себе чемодан. Рузанна в долгу не осталась и сообщила Марете, что она вышла замуж, имея приличное приданое, а вот Марета выдала замуж свою Соню в чем мать родила. Такого оскорбления тетка простить не могла и сообщила Рузанне, что ее сын Сенулик – рахит. Рузанна захохотала и сказала, что она, в отличие от Мареты, во время землетрясения еду из больницы не воровала и мужа своего собачьими консервами не кормила.

Легенду о собачьих консервах Арусяк знала наизусть, поскольку бабка в каждый свой приезд к сыну рассказывала ее, постоянно приплетая какие-то новые, доселе не известные детали. Когда после землетрясения в Спитаке в Армению прилетел «Боинг» с гуманитарной помощью из Америки, содержимое его было распределено между ереванскими больницами. Марета, работавшая в больнице сестрой-хозяйкой, будучи единственным кормильцем в семье и матерью двоих детей, стала приносить домой всякие полезные штуки: американские армейские шнурки, солнцезащитные очки, просроченный вонючий рис, баночки с какими-то присыпками и порошками, хлебцы в вакуумной упаковке и огромные банки с изображением довольного американского солдата, стоящего на склоне горы с собачкой. Содержимое банок было очень похоже на тушенку, и все решили, что тушенка – она и в Африке тушенка. Марета готовила с ней плов, макароны, жарила с луком и томатом, и многочисленная папина родня стекалась на ужин к гостеприимной тетке. Больше всех доставалось Гоке. Через три месяца Гока поправился на двадцать килограммов. Однажды банка попалась на глаза Офелии, неплохо знавшей английский. Она прочитала надпись: «Собачий корм с добавлением всех необходимых для роста собак микроэлементов и минералов».

Толпа в коридоре продолжала галдеть, муж тетки Мареты собрался побить Гамлета, который вступился за жену и загородил собой дверь, за которой пряталась Рузанна, и неизвестно, чем закончилась бы эпопея с подарками, если бы в коридор не вышел Петр, который торжественно пообещал своей сестре и всем остальным купить им все, что душа пожелает, если они перестанут скандалить. Гости успокоились и стали расходиться, а Петр, Арусяк и Аннушка пошли устраиваться на новом месте.

Пете с Аннушкой отвели спальню бабки Арусяк, которая переехала в комнату дяди Гамлета, его жены Рузанны и маленького Сенулика, а Арусяк поселили с теткой Офелией. Бабушка таким поворотом событий была весьма недовольна и настаивала на том, что внучка должна жить в одной комнате с ней, чтобы за время ее визита она выбила всю урусскую дурь из юной армянской головы и сделала из внучки настоящую армянскую девушку. Петр, который не видел мать два года, почти поддался на уговоры, но Аннушка строго посмотрела на него и сказала:

– Пусть с Офелией живет, они найдут общий язык.

– Я тоже хочу с Офелией, если никто не против, – вставила Арусяк.

– Я – за, – ответила тетка. – Типаж лица интересный, я с тебя портрет напишу.

Бабушка что-то пробурчала и пошла в спальню Гамлета. Через минуту она выскочила оттуда как ошпаренная и вскочила на стул.

– Там! Там!.. – заорала бабушка, показывая пальцем в сторону спальни.

Петр открыл дверь, оглядел комнату, не заметил ничего подозрительного, пожал плечами и посмотрел на бабку. Дядька тоже ничего не обнаружил.

– Там ничего нет.

– В углу… – прошептала бабушка, – на моей кровати…

Гамлет посмотрел в сторону кровати: на подушке лежал череп коровы, обмотанный бабкиным любимым платком. Самое страшное было то, что нижняя челюсть двигалась.

– Сенулик! – заорал дядя, побагровев от ярости, и поднял одеяло.

Под одеялом лежал его сын и дергал за ниточки, привязанные к нижней челюсти черепа.

– В обрыве нашел, недалеко отсюда. Правда смешно? – сказал он как ни в чем не бывало.

Дядька вздохнул, конфисковал череп и пообещал сыну надрать уши, если он еще раз вздумает шутить такие шутки с бабушкой.

– Веселая семейка, – хмыкнула Аннушка, вышедшая из ванной, и спрятала бутылочку с пургеном в карман, решив, что хватит с бедной свекрови и одного потрясения за вечер.

Арусяк взяла свой чемодан и потащила его в комнату тетки. Офелия сидела на кровати в позе лотоса.

– Тс-с-с, – прошептала она и указала племяннице на соседнюю кровать.

Стараясь не дышать, Арусяк села и посмотрела на тетку. Кровать скрипнула. Тетка сидела с закрытыми глазами и таким блаженным выражением лица, как будто уже достигла нирваны. В комнате пахло красками и индийскими благовониями. Арусяк чихнула.

– Тс-с-с, – снова прошептала тетка.

Бедная Арусяк, которая после перелета и общения с родственничками буквально с ног валилась, вздохнула и замерла, памятуя о скрипучести кровати. В нирване тетка пребывала добрых минут сорок и, возможно, там бы и осталась, если бы кто-то этажом ниже не высунулся в окно и не стал горланить народные армянские песни. Офелия глубоко вдохнула, выдохнула, открыла глаза и посмотрела в сторону окна.

– Сволочи, никакого уединения! Уеду в деревню, уеду, – вздохнула тетка.

Арусяк, которая сидела на кровати как мышка, боясь пошевельнуть рукой или ногой, обрадовалась, вскочила и стала быстренько расстилать постель, мечтая как можно скорее нырнуть под одеяло и забыться крепким сном. Но не тут-то было: не успела она надеть пижаму и намазаться кремом, как тетка прищурилась и хлопнула себя по лбу:

– Ну да, именно такое лицо мне и надо. Садись, Арусяк, садись, будешь мне позировать.

– А может, завтра? – взмолилась Арусяк.

– Нет-нет, завтра может не быть вдохновения, к тому же завтра у тебя будет другое лицо, – скороговоркой сказала Офелия, схватила Арусяк за руку и поставила ее перед окном, после чего стала делать наброски на ватмане.

Арусяк простояла полчаса и стала клевать носом. Тетка к тому времени успела изрисовать пять листов ватмана и беспрерывно делала Арусяк замечания: