Privatизерша - Макс Нарышкин Страница 13

— Я боюсь, что психологическая травма причинила вашему организму непоправимый вред, миссис Чуева. Я… правильно трактую проблему травмы?..

— Да, доктор.

Он покачал головой и, стараясь не смотреть на Артура, показал пальцем сначала на освещенную стену, на которой бесформенными пятнами красовались рентгеновские снимки органов малого таза:

— Ваша проблема не там, — и он показал тем же пальцем себе на переносицу, — а здесь.

Она с благодарностью посмотрела на Айзмана.

— Доктор, спасибо за добрый совет. И за… в общем, за все спасибо, — английский Риты был безукоризнен. — Я избавлю вас от недостойной вас сцены.

— Я буду признателен за это…

Они молчали по дороге в «Хилтон», молчали вечер, ночь, и заговорили лишь тогда, когда шасси «Боинга» коснулись посадочной полосы Шереметьева.

— Хотел бы я знать, отчего я вдруг увидел перед собой стену, которая осыпалась, но идти вперед невозможно, потому что столбом стоит пыль.

Самолет делал последний полукруг перед терминалом, она молчала, и Артур, с беспричинной внимательностью разглядывая архитектуру здания, сказал еще раз:

— Наверное, многое я отдал бы за то, чтобы узнать не тайну, которую прячет от меня та, от которой у меня никогда не было секретов, а причину, которая заставляет ее превращать что-то в тайну. И я только сейчас понял, что готов отдать еще больше, чтобы этой тайны не знать.

— Арт, — она положила холодную, как лед, ладонь на его руку, — скажи… милый… родной мой Арт… скажи, чего бы ты не простил мне никогда в жизни?

«Боинг» в последний раз засвистел турбинами, отдавая салют экипажу, доведшему его до земли невредимым, и Рита сквозь шум услышала:

— Я признаюсь своей жене в любви уже двадцать лет. И вот какое удивительное открытие не дает мне покоя. Чем старше мы становимся, тем влюбленнее ее взгляд. Я готов поклясться, что если бы она посмотрела на меня так, как смотрит сейчас, в восемьдесят четвертом, я бы ей не поверил… Нет, не поверил… Не позвал бы за собой и не был счастлив эти годы. Мне не было бы необходимости думать об этом, если бы семь месяцев назад она не сказала, что моему первому признанию не поверила. Но все равно вышла, и что все эти двадцать лет счастлива… Удивительное это чувство — доверие. То есть — любовь.

Он не хотел смотреть на нее. Знал, что в глазах ее стоят слезы.

— Я люблю тебя… Наверное, еще более безумно, чем тогда. А это значит, что доверяю. А потому есть ли мне смысл рассуждать о непрощении тебя, если сам смысл этого выглядит глупо и… и ненужно. Салон тронулся, нам пора на выход.

Вечером она зашла в кабинет, где он весь день напропалую и тайком тянул из горла «Джонни Уокер», и села перед ним в кресло.

— Нам не нужно убивать себя, Арт. Это было один раз. Всего один раз. Без любви. Вышло… по-идиотски глупо. Ты хочешь услышать, как это произошло?

— Нет.

— Это случилось на том девичнике. Он оказался в компании случайно, а после появились и другие парни. Я выпила много… — Рита подумала о том, что как раз этого говорить ей и не следовало. — Но я хорошо помню, что произошло… Это было секундное увлечение, Арт…

— Ну, я так не думаю, — прохрипел он. — Я уверен, что не менее чем двухминутное…

— Арт… — она запнулась, — милый Арт… Я подвела нас…

— Довольно.

— А через три месяца поняла, что…

Он с трудом выбрался из кресла. Он тоже выпил предостаточно, и тоже не совсем владел собой. Заминка в кресле спасла его и ее. Когда он выпрямился, гнев схлынул, осталась лишь жалость к себе. Она выковыряла из себя чужую плоть, выжала ядовитую сперму, не дав ему шанса увидеть своего наследника… Разве это можно простить? Наверное, можно. Только пусть она прямо сейчас уйдет…

— Я легла в больницу, и меня вычистили. Вот теперь ты знаешь все.

— Это ты называешь… не убивать? — едва слышно проговорил он.

— Теперь ты знаешь все. Я приму любое твое решение, Артур… Но я умоляю тебя, я тебя заклинаю: прости. Я никогда тебя не спрашивала о том, насколько приятным тебе показалось посещение «Андреевских бань»… Будь же и ты великодушен… любимый… Ты был там, и я знаю, что там происходило…

— Там могло происходить что угодно, и с кем угодно, но не со мной… — Он посмотрел на нее и улыбнулся. Губы его дрожали. — Не думал, что ты вспомнишь об этом именно в эту минуту. Спустя двенадцать лет…

Ночь всегда приходит неожиданно. Рассвет, тот постепенно стирает с темных окон поволоку, он нетороплив, хотя и беспечен. Мудрая ночь всегда приходит внезапно, как просветление, окружая между тем темнотой. Проконтролировать рассвет можно — он наступает, когда березы перестают быть похожими на осины. Возвращается цветность, яркость, резкость, все начинает зримо вращаться по известной спирали жизненной силы. И только ночь неконтролируема, ибо решительно невозможно сообразить, когда же темнота в квадрате окна достигает своего апогея. Черное — оно всегда черное, и нет оттенков, и не разобрать мысли.

Когда за окном стали появляться первые светлые тени, он вошел в комнату квартиры в Марьине, вошел неслышно, но точно зная, что не разбудит.

— Что имел в виду доктор?

От «Джонни Уокера» остался только запах. Он не убил тяжесть, не снял ее с плеч и не расслабил.

— Он сказал, что я не смогу родить, пока не переборю себя, — голосом выплакавшейся за ночь женщины сказала Рита.

— Что это значит?

— Я одна знаю, что это значит.

— И он, да?

— Он — в первую очередь.

— А я — нет?

— А ты — нет.

Он устало опустился на кровать. За окном гадко чирикали воробьи и голубь топтался на подоконнике, собираясь с него сигануть вниз.

— Я никогда больше не заговорю об этом. Ты не поймешь, что творится сейчас, и не будешь знать, что будет происходить остаток жизни в душе моей ни по взгляду, ни по звуку моего голоса. Это было, но этого не было. Я не знаю, сумею ли убедить себя в последнем. Видимо, у меня та же проблема, что и у тебя. И решать ее нужно не там, — он указал себе на грудь, — а здесь, — и он указал на переносицу. — Звонили из «Алгоритма». Через два часа приезжают Перкинс с компаньонами.

И он ушел, горя желанием провалиться сквозь землю. Не от стыда. От горя.

Вечером того же дня он попросил ее взять дела «Алгоритма» на себя, чтобы он смог уехать на неделю в Шотландию.

— Нет, — сказал он, заметив, как дрогнули ее ресницы. — Это не то, что ты думаешь. — Если хочешь мстить, рой сразу две могилы. А я еще собираюсь пожить.

Она подняла на него взгляд и впервые обратила внимание на морщины Арта. Она видела их и раньше, но ей показалось, что они не были так глубоки. Она робко подняла руку и погладила его щеку.