Хороший год - Питер Мейл Страница 12

— Звоню тебе из погреба, только что отведал вина.

— И?..

— Молодое, конечно.

— Ясное дело. Но надежды подает?

— Возможно, подает. Правда, не хватает изысканности. Нужен жесткий режим, твердая рука, шлепок по попке тоже не помешает. — Макс смолк и, не сдержавшись, выложил все как есть: — На самом деле, Чарли, оно отдает солдатской портянкой. Проглотить его я не смог. Хуже некуда.

— Правда? — В голосе Чарли слышалось не столько разочарование, сколько искренний интерес. — В этом может быть повинен винодел, а не виноград. Так часто бывает. Знаешь, кто нам нужен? Энолог.

— Кто-кто?

— Специалист по винам. Я про них читал. Среди этих ребят встречаются настоящие волшебники. Они мудруют, смешивая сорта с разных участков виноградника, пока не добьются нужного результата. Похоже на рецепт какого-нибудь блюда, только колдуют они не над едой, а над вином. Превратить дешевое пойло в "Петрюс" они, естественно, не в силах, но значительно улучшить продукт могут. Поспрашивай там местных. Наверняка где-нибудь неподалеку найдется энолог, и не один. Ну а с дворцом-то что? Нет-нет, не рассказывай. Как только смогу, улизну к тебе на пару дней. А ты к моему приезду подготовь дам.

Макс вышел из погреба в глубокой задумчивости. Где искать винного волшебника? Их адресов и фамилий в телефонной книге не найдешь. Быть может, мэтр Озе знает, как их отыскать. Надо будет спросить ее за обедом.

При мысли о еде желудок Макса тут же напомнил хозяину, что после резиновой дряни, которой кормили в самолете, он с утра ничего не ел. Притащив чемоданы в довольно импозантную спальню — большой камин, несколько скверных картин, написанных покойным дядей, — Макс переоделся и пошел в деревню ужинать, хотя для ужина было еще рановато.

В Сен-Поне наступил желанный час, когда открывшиеся бары и пивнушки продают напитки со скидкой. В кафе у стойки выстроились пропылившиеся в полях словоохотливые крестьяне с дублеными лицами; они громко переговаривались, то и дело уснащая свою речь выражениями не менее крепкими, чем дым от их сигарет. Заказав "рикар", Макс отыскал в углу свободное место и сел, чувствуя себя бледнолицым чужаком. Через открытую дверь он наблюдал за игрой в boules; игроки шумно препирались, неспешно переходя с одного конца площадки на другой. Косые лучи предзакатного солнца золотили каменные дома, обрамлявшие площадь; музыкальный автомат устроил бенефис Азнавура. Макс поверить не мог, что всего лишь сутки тому назад он смотрел из окна на серое лондонское небо. Наверно, он на другой планете. И, честно говоря, куда более приятной, чем прежняя. Эту радужную картину омрачали лишь два обстоятельства: неважнецкое качество вина и тяжелый нрав месье Русселя.

А в нескольких километрах от Макса Руссель за ужином вымещал свой нрав на мадам Руссель, бурно обсуждая с ней новости дня. Мадам Руссель заслуживала всяческого восхищения, поскольку даже многолетний брак с заядлым пессимистом не помешал ей сохранить оптимизм.

— ...Ничего, кроме неприятностей, тут не жди, — говорил Руссель. — Перемены всегда к худшему, а он вдобавок молокосос. Возьмет да выдерет весь виноград и устроит поле для гольфа...

— Еще кускуса подложить? Или хочешь перейти к сыру?

Не прерывая мрачных пророчеств, Руссель протянул тарелку за новой порцией ароматного мясного рагу:

—...либо вздумает переделать дом под гостиницу...

— Какую такую гостиницу?

— Ну, знаешь, вроде модных нынче заведений со старинной мебелью и с обслугой в жилетах. А то еще решит...

— Eh ben oui![26]Атомную станцию построить, не иначе. Кло-Кло, что ты городишь? Ты с ним даже не знаком. Может, у него капиталу побольше, чем у покойного старика, будет тратить его на виноградники. Может, он даже подумывает, не продать ли их нам. — Наклонившись к мужу, мадам Руссель стерла каплю подливы с его подбородка. — Во всяком случае, если хочешь что-то выяснить, пойди и поговори с ним, другого же выхода нет, non?[27]

Руссель только хмыкнул в ответ; звук этот мог означать и согласие и отказ. Его супруга гнула свое:

— Ты же знаешь, Кло-Кло, что я права. Только ради бога, не смотри на него сычом, улыбайся пошире. Прихвати бутылочку. А в разговоре не забудь ввернуть про мою сестру.

Руссель закатил глаза:

— Как можно забыть про твою сестру?

И он потянулся к сырам.

Макс допил "рикар", вышел из кафе и ненадолго остановился у площадки, чтобы посмотреть на игру в шары. Когда-то давно дядя Генри взялся объяснять ему тонкости ударов point, tir, raspaille, sautée (странная штука — французские слова приходили на ум сами собой, хотя смысл их совершенно позабылся), показывал, как правильно стоять, как бросать шар. Обучение племянника проходило на закате, у парадной двери, посреди усыпанного гравием двора. Запомни, твердил дядя, для игрока залог успеха — это дар убеждать, поскольку лишь умение переспорить противников обеспечит ему и верную тактику, и удовольствие от игры.

Один из игроков как раз собрался бросить шар. Ступни вместе, колени согнуты, лоб сосредоточенно наморщен; наконец — бросок. Шар описывает в воздухе длинную смертоносную дугу, расшвыривает два чужих шара и останавливается на волосок от cochonnet, маленького деревянного шарика, в который бросавший и метил. Бросок, безусловно, победный, думал Макс, но все оказалось совсем не так просто: обе команды, как по сигналу, начали бурную перепалку. Потребовалось немедленно измерить расстояние между boule и cochonnet в миллиметрах и даже в долях миллиметра, потом перемерить, но результат был опять оспорен, и пришлось делать замеры заново. Голоса становились все громче, плечи негодующе вздымались все выше, руки разводились все шире, выражая сомнение. Судя по всему, игра застопорилась, причем надолго. Уже не надеясь досмотреть ее до конца, Макс двинулся через площадь в ресторан.

Маленькое скромное заведение называлось "Chez Fanny"[28]: кафельный пол, плетеные стулья, бумажные скатерти и салфетки, плакаты с кадрами из старых фильмов по сценариям Марселя Паньоля. Однако у него имелось тайное оружие: во-первых, шеф-повар преклонных лет, учившийся кулинарному искусству в парижском ресторане "Ами Луи" и стряпавший не хуже, чем в столице; а во-вторых, сама Фанни. Именно она создавала ambiance[29], ту неуловимую притягательность, которая обеспечивает ресторану длительный успех.

Сколько уж раз мы слышали, что атмосферой сыт не будешь (это правда), что в заведении главное — хорошая кухня (а вот это неправда). Еда — занятие приятное, во всяком случае, должно быть таковым, но какая может быть приятность, если жуешь и пьешь в неприветливой безликой обстановке, и Фанни это понимала прекрасно. У нее посетители, причем не только мужчины, чувствовали себя нежно любимыми. Она целовала их, когда они приходили, и снова целовала, когда они собирались уйти. Она хохотала над их шутками. Разговаривая с клиентом, она непременно касалась его: трогала за руку, слегка жала плечо, гладила по щеке. Она подмечала все, не забывала ничего; казалось, ей дороги все гости до единого.