Сестра моего сердца - Читра Дивакаруни Страница 12

— Они тебе очень идут, — сказала мама, когда я их примерила. — Но мне придется положить их обратно в сейф. Ты еще слишком мала, чтобы их носить.

— Подожди, я хочу сначала показать их Судхе. Ты же знаешь, как она любит украшения. Готова поспорить, что она тоже захочет их примерить.

Говоря это, я уже видела счастливое лицо Судхи, осторожные прикосновения ее пальцев к золотому изгибу шейки птицы. Видела, как она сосредоточенно хмурится, вдевая каждую сережку в ухо, а потом, довольная, улыбается мне и становится еще прекраснее.

Мне было просто необходимо увидеть эту улыбку, потому что в последнее время с Судхой было что-то не так. Она почти не разговаривала со мной, избегала наших мам, особенно Пиши, которую всегда так любила. Больше всего меня удивляло, что Пиши не спрашивала Судху, в чем дело, и даже не ругала ее за угрюмое настроение, как обычно. Она только смотрела на Судху с каким-то непонятным для меня выражением лица и поручала мне гораздо больше работы, чем раньше, как будто для того, чтобы мы меньше общались.

Когда Судха думала, что никто на нее не смотрит, я замечала, каким печальным становился ее взгляд, устремленный вдаль. Сотню раз я уже спрашивала ее, что случилось, но она всё время отвечала: «ничего» и, извинившись, уходила в свою комнату. А если я пыталась пойти за ней, она говорила, что у нее болит голова, и ей хочется отдохнуть.

Я хотела вернуть прежнюю Судху. Хотела, чтобы она встряхнула головой, бриллианты в сережках вспыхнули бы на солнце, и она сказала: «Ты должна разрешить мне надеть их в первый день Дурга-пуджа» [31]. Хотела, чтобы она стала уговаривать меня примерить подарок ее матери, что бы то ни было: пара кожаных сандалий, сари, от подола которого становятся блестящими пряжки обуви. Хочу, чтобы она поправила анчал [32]на моем плече, застегнула блузку, а потом засмеялась, когда я пожаловалась бы, что та не подходит мне по размеру. Мы всегда так делали в наш день рождения. Я давала ей кукол, которые могли открывать и закрывать глаза и рот, а она повязывала мне волосы шелковыми ленточками, или мы доставали из коробки с ее немногочисленными украшениями сверкающую бинди и аккуратно приклеивали мне посередине лба.

Мы никогда не обращали внимания на то, что у меня намного больше подарков и они дороже, чем у Судхи. Мы всегда считали, что они принадлежат нам обеим и без всякого стеснения копались в шкафу друг у друга, если одной из нас что-то было нужно. Наши мамы не были против, правда, иногда тетя Налини ворчала, когда замечала пятно грязи или прореху на платье Судхи, которое я надевала, потому что я, в отличие от моей кузины, не умела аккуратно носить одежду.

Но сегодня, когда я уже собралась помчаться в комнату Судхи, мама остановила меня:

— Не стоит, Анджу.

— Что не стоит?

— Не стоит показывать ей сережки.

— Почему?

— Может быть, она расстроится из-за них.

— Почему? Почему она должна расстроиться?

Я чувствовала, как во мне разгоралась, словно огонь, злость. Никогда раньше я не видела маму такой смущенной. Наконец она сказала:

— Потому что ее мать не может сделать ей такой дорогой подарок. И дальше будет еще хуже, когда я стану дарить тебе на каждый день рождения украшения для твоего приданого. Я люблю Судху и постараюсь каждый год дарить и ей что-нибудь, но у меня не хватит денег, чтобы покупать такие же дорогие подарки, как тебе.

Моя мать смотрела на свои руки. Может, она думала о своих прежних словах. Что люди намного важнее вещей, или что между мной и Судхой нет никаких различий.

Я смотрела на маму и видела то, чего раньше не замечала из-за своей занятости и легкомысленности, а может потому, что она всегда искусно скрывала то, что не хотела показывать: у нее было такое бледное лицо, и ее кожа, обычно теплого коричневого оттенка, была испещрена пятнышками, как цветок, побитый морозом. Я вспомнила, как она подолгу не ложилась спать последнюю неделю, ведь у нее было очень много работы. Мама не рассказывала, какой именно, поэтому я ничего не знала. Глядя на ее усталое лицо, мне стало стыдно за то, что я недоумевала, почему она не справляется с делами. Мне хотелось обнять ее и сказать, что всё хорошо, что ни мне, ни Судхе не нужны дорогие подарки, что она не должна загонять себя так. Мир изменился, и теперь приданое не так важно. Кроме того, мы обе пойдем в колледж. И как только я стану немного старше, я начну помогать ей в магазине.

Но от моей жалости не осталось и следа, когда мама сказала:

— Скоро она начнет сравнивать себя с тобой и завидовать тебе.

— Как ты можешь говорить такое? — с отчаянием спросила я. — Ты ведь знаешь, что Судха не такая. Она совсем не умеет завидовать.

— И Налини будет еще более недовольной.

— Она всегда чем-то недовольна. В любом случае я покажу серьги только Судхе.

И, не дожидаясь ответа матери, я выбежала из комнаты.

* * *

Я нашла Судху на террасе, что очень меня удивило: тетя Налини запрещала ей там появляться днем — она боялась, что на солнце кожа может стать слишком темной. А Судха обычно была послушна. Да и с тех самых пор, как из-за нее испортились фрукты, она избегала появляться на террасе. Она не поднималась туда даже по вечерам, со мной, когда Рамур-ма поливала кирпичи водой, и прохладный ветерок приносил запах жасмина. Я так скучала по тем временам, когда она приходила со мной туда. Это было только наше время, когда мы могли спокойно поговорить, не опасаясь, что нас может кто-то подслушать.

Судха стояла, облокотившись на перила, и смотрела в пустоту, вся ее ссутуленная фигура выражала уныние. Когда я позвала ее, она вздрогнула. Я показала ей серьги, и она, едва улыбнувшись, сказала, что они красивые.

— Разве ты не хочешь примерить их? Даже не хочешь взять в руки?

Она покачала головой, с безразличием и грустью в глазах.

— А что тебе подарили на день рождения? — спросила я, пытаясь понять, что же такого сказала тетя Налини, что Судха так расстроилась. У тети очень острый язык, и она никогда не сдерживала себя, разговаривая с моей кузиной.

Судха ответила, что ее мать подарила ей покрывало со сложным рисунком и целую коробку шелковых ниток для вышивания этого узора.

— Только не говори, что это часть твоего приданого, как и мои сережки.

Обычно, когда я говорила так, Судха прищуривалась и заговорщически хихикала. Но сегодня она просто посмотрела на меня и ответила:

— Анджу, не надо нас сравнивать всё время. Мы разные.

Она сказала это так холодно, что меня пробрала дрожь.

— Зачем ты так говоришь? Что происходит? Только не говори мне, что ничего.